Ш

Александр ШВАРЦКОПФ: мы счастливые люди – строили предприятия, много работали, всего добивались

PDF Печать E-mail

Текст - Елизавета Плясунова, фото из архива Алесандра Шварцкопфа   

АЛЕКСАНДР ЯКОВЛЕВИЧ ЩВАРЦКОПФ

НА СУББОТНИКЕ. ТУРБОМЕХАНИЧЕСКИЙ ЗАВОД, 1975 Г.

СЕМЕЙНАЯ ФОТОГРАФИЯ. АЛЕКСАНДР ЯКОВЛЕВИЧ И ЛЮБОВЬ ФЕДОРОВНА ШВАРЦКОПФ С ДЕТЬМИ – ВЛАДИМИРОМ И ЛЕНОЙ, 1966 Г.

В ПЕРЕРЫВЕ СОВЕЩАНИЯ РУКОВОДИТЕЛЕЙ «ЗАПСИБГАЗПРОМА»

АЛЕКСАНДР ЯКОВЛЕВИЧ И ЛЮБОВЬ ФЕДОРОВНА ШВАРЦКОПФ, 1971 Г.

Я родился 7 мая 1936 года в крестьянской семье в Казахстане, место рождения – село Красный Кут Осакаровского района Карагандинской области в Казахстане. Это было немецкое поселение, и мои старшие братья и сестры учили все предметы на немецком языке. Когда я пошел в школу, по-русски ни слова не знал. В селе дружил со всеми пацанами, играли в кости. Как-то в школе был ремонт, осталась лестница приставная с круглыми ступеньками, так мы с мальчишками ее распилили и две недели от души играли в городки. Потом взрослые это обнаружили и нас выпороли. Но те городки мне всю жизнь помнятся…

Когда мне было 15 лет, семья переехала в Центральный – русский поселок, в нем жили спецпереселенцы 30-х годов из Волгоградской, Пензенской областей – удивительно красивые люди. У меня появилось много друзей. Даже сейчас, будучи на пенсии, не забываю друзей детства: Толик Брызгалин, Леня Дедуренко, Виктор Макеев, Виктор Петров, Яша Зандер. К сожалению, некоторые из друзей детской поры погибли молодыми. С оставшимися мы созваниваемся, при возможности встречаемся, ездим друг к другу в гости, хотя сделать это непросто – раскидала нас судьба по разным городам. Многое помню из детства!

Семья у нас трудолюбивая была. Отец мой, Яков Федорович – кузнец, мать, Екатерина Христиановна – колхозница. Около озера была небольшая плантация, там колхозники выращивали овощи. А в войну мать работала в колхозной пекарне. Безграмотная женщина, зато какой хлеб пекла! Булки – ровные, высокие! Больше мне вспоминается мать, и это неудивительно – отца почти не помню: забрали его в 41-м, получил срок, а в 42-м умер в Нижнем Тагиле. Только недавно я получил тому подтверждение. Моя мама – святой человек! Стыдно было себя как-то не так вести, ведь потом не посмотришь ей в глаза. Она первый раз овдовела рано, в 24 года, у нее было двое детей, когда вышла замуж за моего отца, у которого было пятеро ребятишек от двух до одиннадцати лет! И приняла их как родных, никогда не разделяла нас – детей, а потом еще и общие дети в семье родились, в том числе и я. Всего нас было трое братьев и шестеро сестер, и благодаря безграничной материнской любви мы чувствовали себя родными братьями и сестрами. Когда умер мой отец, ей было всего 34 года. Что такое остаться одной с такой оравой ребятни в военные годы, трудно представить. В Сибири хоть лес был, грибы, картошка росла, а в Казахстане – ничего, голая степь вокруг. Печки топили кизяками. Колоски собирали, пока объездчик не видит. Я не понимаю, как вообще выжили...

Взрослеть мне пришлось рано. В 1948 году мой старший брат Яков вернулся из трудармии, женился, и в 1951 году забрал нас в поселок Центральный, расположенный в пятнадцати километрах, там все было мне в новинку: и МТС, и русское население, и настоящее футбольное поле. В том же году я, пятнадцатилетний подросток, поступил работать в МТС помощником комбайнера. Большую роль сыграл старший брат, это он с директором договорился, и меня туда «по блату» устроил. Он был очень строг, ничего не прощал, поэтому уже в 16 лет я работал самостоятельно на комбайне, а в 18 я уже стал жить отдельно с мамой и младшей сестрой. Выбора профессии не было, а рабочий класс – это был верный способ заработать себе на хлеб. Мы в первый год с братом получили две тонны хлеба. И я еще получил четыреста трудодней! У начальника Прохора Ивановича Конкина был железный закон: пока три-четыре года не отработаешь на старом комбайне, нового не жди. Я в 54-м получил новый комбайн, мне было тогда 18 лет, и в том году везло капитально: я первым начал уборку, потом косили днем и ночью. Помощником ко мне попросился нормировщик МТС, он все приходил смотреть, как ремонтируем комбайны, а потом мне говорит: «Саша, возьми меня помощником!» – «А чего ты, Вася, у меня просишься?» – «А ты лучше всех комбайн делаешь!» – «Ну, давай». У нас в том году ни одной поломки не было. Напарник мой днем косит, ночью – я, спим по очереди. Пока шофер немного поспит, я съезжу на машине, собранное увезу. А потом опять за тракториста сяду. Я тогда заработал больше десяти тысяч рублей! Хорошая система оплаты была.

В 1956 году я переехал в Темиртау, устроился на Темиртауский литейно-механический завод слесарем по ремонту технологического оборудования, сразу же четвертого разряда – учли мой пятилетний стаж работы на комбайне. Завод сыграл в моей жизни большую роль. У нас там был и очень строгий директор – Виктор Семенович Жевлаков и очень умный главный инженер – Сергей Николаевич Назаров. Мы сделали реконструкцию оборудования, а оно все было вывезено в 1945 году из Германии, там были немецкие, английские, американские, польские станки… Каких только станков не было! И работать было интересно с таким оборудованием. В 1957 году меня избрали комсоргом на заводе. В 60-м году вышло постановление направлять с производства в институт, меня одного тогда направили с завода, главный инженер так сказал: «Если Саша поедет – пошлем». До этого я уже окончил вечернюю школу, учился нормально. В своей школе я был сильным учеником, первым был и по математике, и по физике, а когда пришел в вечернюю школу, то там ребята были очень сильные. В институте особенно трудно было на первом курсе, но мне стало интересно, все-таки опыт работы у меня был, стажа девять лет за плечами, опыт практический, и на последнем курсе я уже получал повышенную стипендию. Был почти три года председателем студенческого профкома, член ЦК профсоюзов высших учебных заведений Казахстана, четыре раза в год летал в Алма-Ату на пленумы. Обратно рано утром садился на Ил-18 и успевал на первый час лекций. У меня было свободное посещение, но я старался посещать все лекции. У нас была большая практика – девять месяцев, и я у себя на заводе в Темиртау проходил практику, директор меня назначил исполняющим обязанности мастера, через две недели – замначальника механосборочного цеха, через три месяца – начальником цеха. Конечно, директор завода очень рисковал, но как-то доверял он мне, людей я всех знал и в механосборочном цехе, и в ремонтном. Хотя случись что не так, отвечать бы ему пришлось по полной – времена советские строгие были. Мне все хотелось знать, и рядом были очень опытные люди. С людьми мне всегда везло. В марте я ушел на дипломное проектирование, в июне 65-го года защитил диплом, получил профессию инженера-механика. Вернулся на завод 1 августа, успев до этого побывать в военных лагерях в Туркмении. Директор меня назначил в цех, через три года – главным технологом завода. Это время было, пожалуй, самым счастливым, мы столько напридумывали, и все сразу в цехе внедряли – было очень интересно.

А потом 1 марта 1968 меня вызвали в Москву и предложили должность главного инженера на заводе энергопоездов в Тюмени, и уже 12 апреля 1968 года я вышел на новую работу. Передо мной была поставлена задача: сделать нормальное машиностроительное предприятие, которое будет делать запчасти и другое оборудование для нужд электростанций. Владимира Георгиевича Зудина считали в министерстве моим крестным отцом – он помогал мне во всем. К концу строительства были голые стены, оборудования совсем не было. Но он добился и из резерва Косыгина получил 360 станков. Вызвал меня в Москву, и все оборудование, которое я отметил как необходимое, он тут же выписал, и я прилетел в Тюмень с кучей нарядов, и в этом же году я в основном укомплектовал завод оборудованием. И хороший у нас был начальник главка Сергей Иванович Березин – очень опытный, он был главным инженером Харьковского турбинного завода, начальником «Котлопрома», очень опытный турбинист. Когда он уже был на пенсии, приезжал ко мне. А еще – Павел Константинович Орешкин, главный инженер. Эти люди сыграли большую роль в моем становлении как специалиста. Очень хороший урок преподал мне Сергей Иванович Березин. Он был у меня, сидел за моим столом, и позвонил первый секретарь горкома Рогачев Юрий Михайлович. «Это Вас», – сказал Березин и протянул мне трубку. Он всегда говорил «Вы», хотя я ему во внуки годился. Я взял, поговорил. Когда положил трубку, Березин сказал: «Чего он просит?» – «Сергей Иванович, он просит отопительный агрегат для стоящегося Выставочного зала» – «Дайте!» – «Вы же только сейчас мне сказали, что если хоть один пойдет не по нашей разнарядке, накажете!» – «Дайте! Вы живете на этой земле! Когда я был главным инженером Харьковского турбинного завода, директор часто болел, и мне пришлось работать. И когда мне было 60 лет, самой дорогой мне была телеграмма секретаря райкома. Так что дайте агрегат!». И когда ко мне обращались местные власти, старался выполнять все просьбы.

В 1972 году стал директором завода, было очень тяжело. Но Владимир Дмитриевич Уграк, первый секретарь горкома КПСС, позвонит вечером, найдет меня, поговорит, и у меня настроение поднимается. И уже через год у нас на счете был миллион рублей теми деньгами свободный. Зарплата была 200 тысяч, а у нас миллион свободных денег – не было проблем вообще. 20 лет на турбомеханическом заводе – это была хорошая школа, причем со всех сторон. И партийные органы хорошо относились, недаром я был с 75-го по 80-й год членом бюро ленинского райкома партии, и со стороны главка поддержка была, и в министерстве хорошо относились. Был такой случай: идет коллегия министерства, Петр Степанович Непорожный, возглавлявший министерство энергетики и электрификации СССР, ведет совещание (кстати, он три раза был на заводе, несмотря на занятость, находил время), встают один за другим директора станций: «Дымососы голые. Нет лопаток, нет закрылок…» – «А кто вам раньше поставлял?» – «Да в Тюмени Шварцкопф» – «Ну и пусть он поставляет, как поставлял. А сейчас почему нет?» – «Так он договаривался с каким-то военным заводом о поставке лития» – «А почему он сейчас не договаривается?» – «А ему отказали: завод получил оборонный заказ, и ему там отказали в поставке. Но надо как-то решать этот вопрос» – «Вот как решал, пусть так и решает». А тогда действительно оборонный завод прекратил нам выдачу лития; приехал начальник главка, слетали мы в Барнаул на котельный завод, там договорились. Колеса – это уже из области тяжелого машиностроения. У нас была большая карусель, мы могли обработать детали до пяти с половиной метров в диаметре, КУ-280 станок был. Когда авария на станции – это горе, но как-то быстро справлялись, всех сразу поднимали на ноги. Владимир Николаевич Буденный – рабочая лошадка минэнерго, на него все вешали. Один год нам не выделили молебденосодержащие стали – жаропрочные, очень крепкие и вязкие. И я приехал к Буденному: «Владимир Николаевич, все токаря останавливаются, запчастей не будет на арматуру высоких и сверхвысоких параметров». Он вызвал Нечаева, и мне прикрепили 90 тонн от Свердловской металлобазы. Тюменская металлобаза не получала еще такие высоколегированные стали, вот моторный завод получал – 800 тонн, и мы – 850 тонн. И до последнего дня я имел эти 90 тонн на металлобазе на подборе.

Мы все-таки счастливые люди! Я не понимаю, как нынешние директора работают. Мы строили завод, из года в год поднимали производство и увеличивали прибыль. Мы по миллиону и больше делали реализации. Из трех миллионов прибыли нам оставляли на развитие завода и строительство жилья два миллиона двести тысяч рублей – это очень хорошие показатели. Я ушел в 1988 году: «Завод стоит крепко на ногах. Но если государство не совершит хулиганских поступков по отношению к заводу, он будет работать до 2000 года». Думаю, завод можно было бы сохранить, потому что я знал почти всех управляющих энергосистем и многих директоров и инженеров электростанций. Я думаю, они не дали бы погибнуть заводу. И украинские, и казахстанские электростанции, и московские помогли бы. Запчасти теперь покупают втридорога, а могли бы делать здесь по совершеннейшим технологиям. Мы же выпускали 50 процентов запасных частей, набирали заказы по электростанциям. Павел Константинович Оршекин уже на пенсии был. Я приехал в Москву, пришел в главк, он спрашивает: «Александр, сколько вы сейчас делаете запасных частей к винюковской арматуре?» – «Мы делаем сейчас 850 тысяч в год, а я думаю, что можем и два миллиона делать» – «Сколько? 850?! Мы мечтали о ста тысячах!» А когда мы собрали заказ со всех электростанций, то это позволило нам организовать и серийное производство. Когда мы провели опрос электростанций, то все подтвердили: каждый рубль запчастей дает им экономию восемь с половиной рублей.

За авторское свидетельство по колориферам получили по 3 200 рублей на каждого, нас в группе было человек шесть-семь. Можно было госпремию получить, но мы остановились на авторском свидетельстве: премии было 200 рублей, и мы предпочли авторские гонорары. В 2000 году я получил премию правительства России. Есть орден «Знак Почета», медаль «Ветеран труда».

Мои учителя – Эдгар Григорьевич Карепов, Юрий Михайлович Рогачев, Владимир Дмитриевич Уграк, Геннадий Павлович Богомяков, Вячеслав Петрович Антропов, Георгий Александрович Ульянов. 34 года я поработал в Тюмени, мне все время везло на хороших людей, у каждого чему-то учился. Когда я приехал, для меня Тюмень был чужим городом, но они помогали, поддерживали.

Главный поворотный момент – это, конечно, переезд в Тюмень. Никаких противоречий у нас не было, жена сразу согласилась. Хотя скучали здесь первые годы.

Не стоило в 1985 году начинать перестаиваться с такими колоссальными потерями. Потом – приватизация, которая проведена ужасно. Этих ваучеров никто понять не может. Вот, например, у нас на заводе 3 млн 200 тыс рублей прибыли. Почему нельзя было оставить один миллион в распоряжение директора, который оценил бы вклад каждого специалиста и давал бы премии 100-200 тысяч, чтобы постепенно у специалистов заводов накопились бы капиталы, а потом бы провести приватизацию, и тогда завод остался бы в руках специалистов. Поверьте, они бы завод никогда не отдали, а так заводы покупали случайные люди. А ведь была система, была промышленность. Зачем же это разрушать? Система подготовки кадров, профессиональное образование тоже разрушены. Моторный завод имел ГПТУ-15, из выпуска в 120 человек через шесть месяцев осталось пять. А у нас в последнее время ученические участки были на заводе, обучали токарей, фрезеровщиков, ребята получали второй-третий разряд, и некоторые прекрасно работали. У меня сын прошел эту школу, он десять лет отработал на станке, выполнял сложнейшие работы высочайшего класса. У нас если 80 токарей было, то мы и план легко выполняли. А если какой-нибудь квалифицированный токарь подаст заявление об увольнении – все, у меня настроение испорчено.

На всех встречах с директорами все время шел разговор, у кого что болит. Я дружил с Борисом Владимировичем Чернявским – директором электромеханического завода, Виталием Петровичем Кузнецовым – директором обувной фабрики «Восход», Леонидом Федоровичем Щербаневым, Виктором Ивановичем Савиным – директором станкостроительного завода, Владимиром Яковлевичем Хуторянским –директором Тюменского моторного завода, Львом Ивановичем Корнеевым – директором завода медоборудования, Вячеславом Семеновичем Щербаковым. Петр Петрович Потапов приезжал на 50-летие. Когда у кого-то что-то получается, перенимали многое друг от друга, общались же директора и главные инженеры, перенимали друг от друга очень много организационных форм. Машиностроение – очень сложное дело: масса разных материалов, комплектующих, и все сверхточное. И это накладывает определенный отпечаток на человека. Ошибки дорого обходятся.

Я всегда много читал. А вот охотниками-рыбаками были Кузнецов, Щербанев, они строили и подсобное хозяйство вместе.

Мы в молодости мечтали стать летчиками. У меня не было сомнений – надо идти в машиностроение. Я хотел поступить в Томский политехнический институт на «двигатели внутреннего сгорания». Но потом получилось, что в Караганде появился машиностроительный факультет, он назывался «механико-технологический», и я туда подал документы в 1960 году. Кстати, на нашу профессию первый прием был пятьдесят человек, потом больше принимали. Нас в 60-м было две группы ТМ-1 и ТМ-2, и всего два или три казаха – они больше шли на горные факультеты, строительство.

Достижения – то, что завод хорошо работал в течение 16 лет, что прибыль с 240 тысяч рублей выросла до 3 млн 200 тыс рублей, сократили трудоемкость за три-четыре года. Когда главным конструктором стал Сергей Филиппович Лазарев, переделали продукцию, конструкции облегчали, уменьшали затраты. Потом одиннадцать лет он со мной проработал в «Запсибгазпроме», второй человек был в промышленности. Нас 26 промышленных предприятий было в «Запсибгазмпроме». Когда я уходил в 2002 году, нас уже работало две с половиной тысячи человек в промышленности.

Карьера. Я о ней особо не задумывался – работал и работал на заводе. Приехал сюда главным инженером, а потом, когда назначили директором, не считал это особо карьерой, потому что больше работы стало, больше забот, – я просто работал. Никогда не забывал, что я не хозяин завода, завод – государственный, а я – представитель государства.

Говоря о деловых качествах, отмечу, что раньше, когда меня принимали на работу главным инженером, просеивали капитально: в райкоме, горкоме, и в главке, везде… И случайный человек не попадал. Сейчас – какие требования к деловым качествам? Если у него приятельские или родственные отношения, его назначат на должность. Раньше такое не проходило: и характеристики писали везде, и документы нужны были, и на профессионализм обязательно смотрели. Когда я принимал сотрудника, смотрел, чтобы он соответствовал своей профессии, узнавал, как он работал, в личной беседе оценивал, сможет ли он работать на нашем заводе. Главного инженера я так выбирал, конструктора, бухгалтеров. И, конечно, к специалистам я относился с уважением. Я никогда в жизни не ставил две подписи.

О материальном благополучии я как-то особо не думал, была у меня зарплата 300 рублей, иногда с премиями получалось около 500, но многие рабочие – токаря, фрезеровщики – больше зарабатывали. Мы как-то удовлетворялись тем, что получали. Жизненный успех – это не обязательно материальное благополучие, мне была интересна работа. Хотя, конечно, лучше, когда много получаешь.

Присказка «Если ты такой умный, то почему такой бедный» не подходит к нашей эпохе. В советское время были даже очень умные, очень деловые люди – но их зарплата была предсказана Госкомтрудом, им нельзя было больше платить. У меня были люди на заводе, например, отличнейший столяр, отличнейший жестянщик, но я не мог им платить больше. Это был очень большой недостаток того времени. Пришел к нам на с завода «Механик» человек со стажем 23 года, жестянщик - золотые руки, я ему платил столько же, но сумел дать ему квартиру. И человек был счастлив, до пенсии у нас доработал. Все токаря отлично трудились, вот Чекушин – токарь изумительный, ему под 70 лет, а он еще работает. Был недавно у человека, он со мной в Темиртау еще работал, так он 50 лет простоял за станком, там был директор, не имеющий высшего образования, но очень умный: вовремя начал строить жилье – небольшие частные домики. И люди жили, держали скот, разводили сады и огороды. Он создал условия для людей; хоть и зарплата была небольшая, но люди трудились на заводе и не искали другой работы.

Сказать, что сегодня умные люди стали богаче, наверное, нельзя, вот напористые, нахальные – те зарабатывают. Вернусь к главному конструктору на нашем заводе, вот умнейший человек – Сергей Филиппович Лазарев, так его даже в институт не принимали из-за того, что он родился в деревне спецпереселенческой, его дед был выслан туда. Его только челябинский техникум принял, он уже при мне вечерний институт закончил. А потом он был многие годы председателем Государственной комиссии по защите дипломов в индустриальном институте.

Профессия отнимает много времени, но это было так: если надо – так надо, проблем не возникало. Конечно, был перекос в сторону работы, но супруга все молча переносила, понимала меня. Мы прожили счастливую жизнь, в ноябре 2010 года – уже 51 год нашему браку. Но никогда не делил я жизнь на личную и профессиональную, просто жил и работал, а производство – это же тоже наша жизнь.

Дружба, любовь, семья теперь занимают первое место в жизни, я уже восемь лет на пенсии. Представления об этих вечных жизненных ценностях с возрастом у меня не изменились.

«За все надо платить» – это понимание само собой приходит. За любые ошибки надо платить – деньгами, здоровьем, переживаниями. Конечно, были у нас ошибки, не святые же…

Если говорить о дилемме «власть и общество», то надо более бережно относиться к обществу. Я старался не злоупотреблять властью. Мне было жалко людей. Ветераны войны… За два года до 30-летия Победы начал их собирать и устраивать для них небольшие банкетики. Так вот когда первый год их собрал, многие плакали: «Мы первый раз в ресторане». Им же мало внимания уделяли раньше, вот после 30-летия Победы начали только. Министр спустил приказ, что на одного ветерана можно израсходовать по 30 рублей, а мы на 30 рублей подарок купили и 16 рублей израсходовали на кабак. Перерасход сделали, бухгалтер говорит: «Надо вернуть 16 рублей». Ну, обошлось, записали в ревизию. Но мы каждый год поздравляли наших ветеранов! Можно ли что-то изменить? Я побывал во многих странах, там по-другому относятся к человеку, не бывает столько скандалов на предприятиях, как у нас, все спокойно.

У меня внуков четверо, уже двое правнуков. И будущее для меня – чтобы у них все было благополучно, чтобы они могли учиться, получить образование. И в этом у меня есть уверенность. Мы не жалеем, что приехали сюда 42 года назад. Город очень изменился по сравнению с тем, что было здесь, когда мы приехали в 68-м: деревянные тротуары, повсюду грязь. Конечно, пока газ и нефть есть, у нас все будет благополучно.

И постепенно все в государстве войдет в нормальное русло, вновь появятся квалифицированные кадры. И у нас в стране жить скоро будет лучше.

Молодежь сейчас умнее нас. Они могут сегодня поглощать больше информации. Я как-то скептически раньше относился, а теперь вижу – есть умные ребята. Когда смотрю передачу «Умники и умницы», радуюсь: есть у нас очень умные дети. Да и наша дочь умнее, и образование у нее повыше, у нас и сын очень хороший – добрый, честный.

На предприятии была преемственность, учили специалистов, резерв всегда кадровый был. А когда нового начальника цеха назначаешь, всегда рискуешь: потянет – не потянет, это самая трудная работа на заводе, ниже – лучше и выше – лучше. Большую роль сыграл машиностроительный техникум, много специалистов было – его выпускников, которые работали мастерами, начальниками цехов и их замами, технологи были неплохие.

Сейчас появилось свободное время. Я всегда любил много читать, но сейчас – меньше читаю, больше «отдыхаю» по дому: я и столяр, и электрик, и сантехник, слесарь… Умею все делать своими руками. В общем, по дому работой обеспечен. На участке копаю, рыхлю, запасаю перегной, навоз, поливаю цветы, летом газон косил каждую неделю.

Тюменский регион не провинция. Провинция – это выражение годов застоя, а в Тюменской области застоя не было – все развивалось, работали по передовым технологиям, много открытий было, и даже наши скважины – они же другие, не такие, как в Башкирии или в Баку, у нас много нового было, очень много институтов работало. При Щербине я был на одном совещании ученых, главных инженеров, и там он назвал цифры: за пятилетку открыли 23 научно-исследовательских института в Тюмени!

Много известных личностей российского масштаба, можно сказать целая диаспора тюменцев: Салманов, Барсуков, Муравленко, Щербина, Баталин, Бекер, Коравин, Шаповалов, Никифоров, Куцев, Ивченко, Вяхирев. Молодых не могу назвать, все-таки восемь лет уже на пенсии, время прошло.

Сегодня я могу сказать, что мы – счастливые люди. Особенно в период, когда Брежнев был, мы начали жить – строили предприятия, много работали, всего добивались.

Моя жизнь могла бы сложиться по-другому, если бы я уехал в Германию в 89-м году. Но тогда я как-то не думал об этом. Если бы не окончил Карагандинский политехнический институт, тоже иначе бы жизнь сложилась. Если бы я не работал директором 16 лет на турбомеханическом, то не мог бы работать в «Запсибгазпроме», потому что пригласили именно как машиностроителя. А я как раз в 1986 году защитил диплом в институте управления и получил диплом организатора промышленного производства.

ЛИЧНОЕ ДЕЛО

АЛЕКСАНДР ЯКОВЛЕВИЧ ШВАРЦКОПФ

РОДИЛСЯ 7 МАЯ 1936 ГОДА В КРЕСТЬЯНСКОЙ СЕМЬЕ В СЕЛЕ КРАСНЫЙ КУТ ОСАКАРОВСКОГО РАЙОНА КАРАГАНДИНСКОЙ ОБЛАСТИ КАЗАХСТАНА. ОТЕЦ, ЯКОВ ФЕДОРОВИЧ – КУЗНЕЦ, МАТЬ, ЕКАТЕРИНА ХРИСТИАНОВНА – КОЛХОЗНИЦА. УЧИЛСЯ В СЕЛЬСКОЙ ШКОЛЕ.

В 1951 ГОДУ ПЕРЕЕХАЛ В ПОСЕЛОК ЦЕНТРАЛЬНЫЙ, УСТРОИЛСЯ ПОМОЩНИКОМ КОМБАЙНЕРА НА МТС, В 16 ЛЕТ УЖЕ САМОСТОЯТЕЛЬНО РАБОТАЛ НА КОМБАЙНЕ.

В 1956 ГОДУ ПЕРЕЕХАЛ В ТЕМИРТАУ, УСТРОИЛСЯ НА ТЕМИРТАУСКИЙ ЛИТЕЙНО-МЕХАНИЧЕСКИЙ ЗАВОД, В 1957 ГОДУ БЫЛ ИЗБРАН КОМСОРГОМ. ОКОНЧИЛ ВЕЧЕРНЮЮ ШКОЛУ.

В 1960 ГОДУ ПО ПРОИЗВОДСТВЕННОМУ НАПРАВЛЕНИЮ ПОСТУПИЛ В ИНСТИТУТ, В ИЮНЕ 1965 ГОДА ЗАЩИТИЛ ДИПЛОМ И, ПОЛУЧИВ ПРОФЕССИЮ «ИНЖЕНЕР-МЕХАНИК», ВЕРНУЛСЯ НА ЗАВОД.

В 1968 ГОДУ БЫЛ НАПРАВЛЕН В ТЮМЕНЬ И 12 АПРЕЛЯ 1968 ГОДА ВЫШЕЛ ГЛАВНЫМ ИНЖЕНЕРОМ НА ТУРБОМЕХАНИЧЕСКИЙ ЗАВОД, В 1972 ГОДУ СТАЛ ДИРЕКТОРОМ ЗАВОДА.

В 1986 ГОДУ ЗАЩИТИЛ ДИПЛОМ В ИНСТИТУТЕ УПРАВЛЕНИЯ И ПОЛУЧИЛ ДИПЛОМ ОРГАНИЗАТОРА ПРОМЫШЛЕННОГО ПРОИЗВОДСТВА.

ПОСЛЕДНЕЕ МЕСТО РАБОТЫ – ЗАМЕСТИТЕЛЬ ГЕНЕРАЛЬНОГО ДИРЕКТОРА ОАО «ЗАПСИБГАЗПРОМ».

В 2000 ГОДУ ПОЛУЧИЛ ПРЕМИЮ ПРАВИТЕЛЬСТВА РОССИИ С ПРИСВОЕНИЕМ ЗВАНИЯ «ЛАУРЕАТ ПРЕМИИ ПРАВИТЕЛЬСТВА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ В ОБЛАСТИ НАУКИ И ТЕХНИКИ». НАГРАЖДЕН ОРДЕНОМ ЗНАК ПОЧЕТА, МЕДАЛЬЮ ВЕТЕРАН ТРУДА.

ЖЕНАТ. ДВОЕ ДЕТЕЙ, ЧЕТВЕРО ВНУКОВ.

страницы книги страницы книги

 
© 2011-2014 Издательство «Эпоха», © 2011-2014 Михаил Мельников, разработка сайта
Любое, В ТОМ ЧИСЛЕ НЕКОММЕРЧЕСКОЕ, использование материалов сайта категорически запрещено без согласования с издательством «Эпоха»