|
|
ЗЕМЛЯ – ЖИВОЙ ОРГАНИЗМ. Она постоянно дышит. Выдохи плазменного ядра планеты – это геосолитоны. Именно они позволяют поддерживать постоянный режим вращения Земли и сохранять уникальные условия для биосферы.
Количество воды на Земле растет непрерывно, но это совсем не связано с глобальным потеплением, которое вряд ли может произойти.
Эфир способен быть носителем информации во Вселенной, превышая скорость света на много порядков.
Так мыслит Роберт Михайлович Бембель, профессор Тюменского нефтегазового университета. Ясно, что подобные заявления никак не вписываются в старую научную доктрину. Но кто сказал, что тайны мироздания разгаданы и что за науку мы будем принимать только то, что считается общепринятым? Ведь тогда не избежать вечного переливания из пустого в порожнее.
Последние пятнадцать лет Роберт Михайлович увлечен разработкой теоретической базы для предсказания природных катастроф. Он подошел к этой грандиозной задаче во всеоружии собственных открытий. Хотя сам Роберт Михайлович смотрит несколько иронично на механизм открытия, полагая – вслед за Исааком Ньютоном, – что ему просто-напросто повезло взгромоздиться на плечи мудрецов, живших в предыдущие эпохи.
Когда Бембель погружает в мир своих идей, ты словно оказываешься в мощном интеллектуальном потоке, и этот поток кидает тебя, как щепку, от немого изумления к недоумению, от недоумения к восторгу разгадки. Того и гляди, как бы не потонуть в этих гипнотических волнах и ухитриться хоть что-то выведать о самых ярких эпизодах собеседника в житейском море.
– Вы, конечно, – говорит Роберт Михайлович, – слышали о Николае Никитиче Ростовцеве. Он возглавлял в 60-е годы ЗапСибНИГНИ, где я начинал свою научную карьеру. Но не всем известно, что в 50-е годы, когда Ростовцев руководил в Новосибирском управлении поисками нефти в Западной Сибири, над ним собрались мрачные тучи: его обвиняли в самоуправном использовании средств на разведку нефти. Тогда считалось непреложным, что поиск следует вести вдоль Транссибирской магистрали, а он «бросил» финансы на разведку в таежной зоне Сургута и Нижневартовска. Насколько он оказался прозорлив, жизнь потом показала. Но тогда-то ему угрожали заведением уголовного дела. Словом, был этот человек огромного гражданского мужества, не говоря уж об интеллекте высочайшей пробы.
И вот в 1970 году на каком-то общем собрании, обращаясь к молодежи, Николай Никитич пронзил меня своими словами. Сам роста невысокого и говорил немного откинув голову назад, словно пытаясь разглядеть что-то вдали. А сказал он следующее: «Ищите, откуда берется водород. Где водород – там и нефть рядом». Я принял слова Ростовцева как личное обращение к себе. Хотя тогда столь простая мысль звучала не очень понятно. Но вышло так, что я решил этот ребус. Геосолитонные трубки и несут водород от ядра Земли.
ВЫ ОТДАЛИ разработке геосолитонной концепции двадцать лет жизни, а в своей докторской диссертации впервые ввели в научный оборот само понятие «геосолитон». Почему эта теория так овладела Вашим сознанием?
– Что такое геосолитон, в двух словах не объяснишь. И путь к открытию был довольно тернистым. Сначала в 1982 году произошло нечто непредвиденное. На фотографии сейсмического разреза мы увидели вертикальные столбы, уходившие далеко в землю. Что бы это значило? Вопрос повис в воздухе. Он не давал мне покоя. А надо сказать, что в те годы у геофизиков назрела проблема малоразмерных месторождений внутри баженовской свиты: одна скважина почему-то давала сотни тонн нефти в сутки, а рядом, в соседней, - пустота. И когда в середине 80-х стали внимательно анализировать результаты сейсморазведки, то обнаружили, что локальные очаги нефти в «баженовке» возникают как раз в местах их пересечения с вертикальными «столбами» на разрезах. Это уже был шаг вперед. Но природу этого феномена мы объяснить не могли. Кому бы мы потом ни показывали фотографии «столбов» (вплоть до международных симпозиумов), в ответ все только пожимали плечами. И все-таки в конце концов нашелся человек, который сказал: «Вероятно, это следы солитонов». Человек этот – член-корреспондент РАЕН Геннадий Иванович Шипов, ученый с мировым именем. Самое примечательное, что слово «солитон» ничего мне тогда еще не говорило.
– А что теперь означает для Вас слово «солитон»?
– Слово «солитон» вошло в мое сознание в связи с проблемами нефтяной разведки. Позднее я понял, что это универсальное явление во Вселенной, которое природа использует в наиболее важных случаях. Энциклопедия определяет солитон как уединенную волну, ведущую себя подобно частице. Такая трактовка давно устарела. Солитон не частица и не волна, а третье состояние – четырехмерное событие.
– Но мы вроде считаем, что мир трехмерный, развивающийся во времени?
– Концепция геосолитонов как раз взрывает это привычное представление. Оказывается, трехмерное пространство может быть слитным со временем. Это и есть геосолитон. Принять такое представление нелегко: оно опрокидывает привычную мировоззренческую парадигму. Но кто сказал, что мы приговорены к ней навечно?
– Вернемся к вертикальным столбам, которые Вас поразили.
– Кратко можно сказать так: рожденные в ядре Земли геосолитоны выходят через эти трубки в космическое пространство, чтоб Земля осталась живой. Каждый выход геосолитонов – это газоэнергетический выдох плазменного ядра планеты. Он поддерживает вращательный процесс Земли, и наоборот: само вращение Земли порождает излучение солитонов. Получается, геосолитоны играют роль реактивного двигателя планеты. Вылетая, они как бы подкручивают Землю.
– Выходит, Земля – это живое тело, работающее на собственном топливе. Что же является основой ее энергетики?
ЕЩЕ НАШ ВЕЛИКИЙ УЧЕНЫЙ Владимир Иванович Вернадский призывал изучать Землю начиная с ядра. Далеко не сразу я оценил гениальность его предвидения. Только к концу прошлого века, применяя высококачественную аппаратуру, накопили материал геофизических исследований по изучению земного ядра. Оказалось, что Землю можно просветить насквозь подобно рентгеновским лучам.
Суть явления в чем? Плазма ядра – это газ под высоким давлением, при котором не могут существовать ни атомы, ни молекулы. Критическое давление (миллионы атмосфер) и есть причина того, что у Земли (как и у Солнца) ядро плазменное, оно-то и есть источник их энергетики. Вы только подумайте: скорость вращения поддерживается на одном уровне миллиарды лет! Каким образом достигается неизменный уровень вращения Земли? А вот каким: струи геосолитонов, идущие от земного ядра, пронизывают земную кору повсюду. Именно с ними связаны изменения атмосферного давления, погоды, климата… И как только возникает опасность замедления или ускорения угловой скорости Земли, идет коррекция геосолитонным импульсом: это может быть землетрясение, цунами, тайфун. Получается, что это вынужденная мера исцеления организма планеты в целом.
ИСТОКИ ВСЕХ МОИХ ДОСТИЖЕНИЙ восходят к трем учителям барнаульской школы. В шестом классе я слыл географическим авторитетом. У нас практиковалась на уроке игра: любой ученик готовил для меня какой-нибудь каверзный вопрос – найти маленький островок или пролив. Анна Михайловна вызывала меня к карте, и я мигом находил искомое, к всеобщему ликованию. Но ведь затеять такую состязательную игру – заслуга педагога.
А в восьмом классе, помнится, я пришел в новую школу, и здесь моим кумиром стал учитель физики Петр Петрович Волков. Все свободное время мы проводили при кабинете физики. За два года смастерили сами все физические приборы. Я овладел дрелью, сверлом, напильником. И помню, соорудил один прибор – назовем его вертушкой, который даже выставлялся на конкурсе. Прибор совсем простой: под стеклянным колпаком укреплен стержень, на нем держится игла, а на ней – станиолевая бумажка. Я не придавал никакого значения своему сооружению, пока Петр Петрович не показал, какой эффект можно извлечь из примитивной вертушки. Погасили свет в кабинете, включили обычный фонарик, и от тонкого луча началось вращение внутри колпака. Может, лет пятьдесят я не вспоминал этот прибор. А потом меня как-то осенило: а если представить себе, что луч света идет не от фонарика, а от Солнца? То есть луч подсказал мне: все движения во Вселенной вызваны космическим давлением света. В том числе, видимо, и гравитационное поле является частным проявлением давления света. Пятьдесят лет не вспоминал! Наша память избирательна: вспоминаешь то, что необходимо.
И еще никогда не забуду очень странного учителя немецкого Эвальда Эвальдовича Каценштейна. В пятом классе весь учебный год он истязал нас тем, что учил правильному произношению. Никакой ни лексики, ни грамматики – только артикуляция. Но когда в тридцать пять лет я оказался в Германии, мне удивлялись: «Ты вообще говоришь без акцента». А еще позднее, мне уже было под шестьдесят, в «Литературке» вижу подборку стихов Каценштейна. Догадался теперь, почему он порой задремывал на уроках: ночами, видно, писал стихи. Мне особенно дорого, что этот сосланный немец грудью встал на защиту родного языка. Во мне он разбудил интерес к языкам: следом за немецким я освоил английский, болгарский и немного французский. И, конечно, это принесло свои плоды.
В 1974 году я поехал по контракту работать в Болгарию – главным инженером-консультантом в области нефтяной геологии. Примерно через год приглашают меня к министру, а я уж знаю, что министр задает русским специалистам обычно один вопрос: «Что Вы лично можете предложить нашей стране?» И конечно, я заранее готовлюсь к этой встрече. В Софии есть библиотека имени Кирилла и Мефодия, и я зачастил туда в специальный зал: все его стены уставлены стеллажами, а на них – журналы, выпускаемые на всех языках мира. Свободный доступ. На английском языке я прочитал, что французские геофизики разрабатывают новое направление – объемную сейсморазведку. Вот, думаю, у меня есть предложение для министра… Но не тут-то было.
В группе русских специалистов было недремлющее око контроля над нами – Петр Титыч. Он как услышал о моей затее, сразу стал поперек: «Я Вам запрещаю об этом говорить. Придумайте что-нибудь попроще». И когда мы сидели на приеме у министра, он буквально держал меня под столом за колено. Однако, как раз перед тем, как мне вести речь, неожиданно входит секретарь министра и уводит Петра Титыча по какой-то надобности. Я и высказал, что задумал. Министр осведомился: «В СССР и Америке применяется?» Отвечаю: «Нет, впервые будем внедрять в Болгарии». Министр просто окрылен. И через полтора года болгары с триумфом вернулись с международного геологического симпозиума, где представили написанный мною доклад (я-то был невыездной). А в Западной Сибири я стал внедрять метод объемной сейсморазведки с 1983 года.
РОБЕРТ МИХАЙЛОВИЧ, есть ли предшественники Ваших идей?
– Знаете, кто первым на Земле догадался, что все изменения в погоде и климате связаны с гравитационным полем? Никогда не догадаетесь! Это был Гете. В историю культуры он вошел как автор «Фауста», но основное свое жалованье получал как геолог – руководил разработками полезных ископаемых в Альпах. Кстати, у него была тогда самая лучшая коллекция минералов в мире. Но сейчас речь идет о его идее по поводу гравитации. Почему она предана забвению? Да потому, что никто тогда не дозрел до уровня Гете. Он провидец.
Может, я никогда бы не заглянул в его научные труды, но мне помог в этом Владимир Иванович Вернадский. В своих лекциях по истории естествознания (он читал их в начале XX века в Московском университете) Вернадский ссылается на работу Гете 1825 года, но при этом недоумевает, почему гравитационное поле на Земле может меняться. Меня это потрясло: Гете он, конечно, верит, но не улавливает причинно-следственных связей. Ну, думаю, я все-таки геофизик и обязан разобраться в этой ситуации!
Видите ли, теория гравитационного поля Земли замаскирована фальшивой вуалью математических моделей. Пока я не отбросил эти модели, я не мог добраться до сущности. Сущность в чем? Земное ядро – гигантский газовый баллон с огромным давлением внутри (3,5 миллиона атмосфер). В этом газовом баллоне постоянно пробегают волны поля давления, что немедленно отражается на гравитационном поле. Словом, все, что происходит в атмосфере и гидросфере, – отражение глубинных процессов в ядре и мантии.
– Потрясает, как легко Вы игнорируете общепринятые догмы.
– В плане методологии самый глубокий урок я получил именно от Вернадского. В моих глазах он гений. А выражен его метод чрезвычайно просто: вы можете выдвигать любую идею, лишь бы она не противоречила известным фактам и законам. Тогда она не требует никаких доказательств до тех пор, пока не будет установлен новый факт, противоречащий вашей идее. Тогда создавайте новую модель.
– Что-то мне не приходилось сталкиваться с тем, чтоб кто-то следовал такой методологии.
– Да это же понятно! Схоластика живуча, не думайте, что она скончалась в средневековье. Вот вам пример. Во всех наших учебниках записано утверждение: в центре Земли и Солнца температура достигает миллиона градусов. А если опираться на закон термодинамики газов, то получается: при сверхвысоких давлениях температура газов стремится к абсолютному нулю. Мы ведем себя как схоласты средневековья: слепо верим в аторитеты.
МЕНЯ ВСЕГДА ПРИТЯГИВАЛИ ГОРЫ. Вернувшись из Болгарии на родину, я в первое же лето (в 1979 году) приехал в Алма-Ату – в гости к отцу. Ну, и горы приманивали, конечно. Я отправился вместе с сестрой к снежной вершине Пионер. Здесь обычно практиковались начинающие альпинисты. У подножия горы раскинулся их лагерь. Зачем мне-то к инструкторам идти? – подумал я самоуверенно, ведь в Болгарии исходил множество горных троп. И вот весело поднимаемся вверх. Правда, сестра не поспевает за мной, и я усадил ее на удобной площадке, а сам налегке, сбросив лишний груз, устремился к «сияющим вершинам».
Уже иду по обледенелому снегу. Гора остроугольная. Скользко. А я даже без альпинистских ботинок, в кедах. Уже предвкушаю скорую победу. Только вдруг – откуда ни возьмись – возник чудовищной силы ветер. Я интуитивно упал на четвереньки и руками вонзился в обледенелый снег. Ветер отрывает мои ноги от земли, а я что есть мочи впиваюсь руками в снежную корку. Потом оказалось, ногти сорвал до крови. Ветер продолжался, может, минуту, а потом так же внезапно стих. В очень неприличной позе, на карачках, сполз я вниз до конца ледника, а потом как припустил с этой горы…
Много позднее пришло понимание, что я оказался в центре вихревого потока (торнадо), разновидности геосолитонного выброса. Именно эти внезапные мощные вихри и приводят к гибели многих альпинистов, которых особенно тянет к ледниковым вершинам, но они как раз особенно коварны. Почему? Геосолитонный выброс несет массу водорода от ядра Земли. Этот водород входит в реакцию с кислородом из многочисленных окислов земной коры. Что получается? Вода, которая на большой высоте тут же замерзает. Словом, ледники на горах – продукт не атмосферы, а самой горы.
Откровенно говоря, у меня еще дважды случались потрясения, когда чудом оставался в живых. И чудом дарованная жизнь, я понял, дана для того, чтобы разобраться с теорией природных катастроф.
– Насколько я понимаю, Ваши подходы к теории подобных катастроф составляют альтернативу общепринятым взглядам.
– Общепринятые геологические теории исходят из убеждения, что Земля – мертвое тело, а энергию свою берет извне – из космоса, от Солнца, из атмосферы. Американские геофизики пытаются объяснить закрутку тайфунов столкновением воздушных масс. Но какие бы массы воздуха ни сталкивались, разве могут они раскрутить вихрь до скорости 250 километров в час (а случаются тайфуны и до 900 километров в час)? Тем более, если учесть, что высокие потоки практически лишены какой-либо энергии.
ВСЕ ПОДОБНЫЕ ТЕОРИИ игнорируют и результаты новейших геофизических исследований, и факты. Приведу только один. В литературе описан случай, произошедший в районе Мадагаскара. Самолет шел на посадку и угодил в тайфун, но не в самый центр, а сбоку. Тем не менее, машину всю искорежило; и хоть удалось приземлить самолет, половина пассажиров погибла. А выжившие рассказывают, что видели огромный столб красной воды, поднявшейся со дна океана. Почему красной? Да потому, что дно Индийского океана на много сотен метров закрыто красными илами, а глубина здесь около четырех километров. Очевидно, что тайфун зарождается не в атмосфере, а на дне океана. И теперь подумайте, может ли такая мощная энергетика для закручивания тайфуна взяться в мертвом теле?
– Получается, что исток тайфунов (как и всех катаклизмов) надо искать в земном ядре. Но ведь, к счастью, тайфунам и землетрясениям подвержены только некоторые зоны.
– Да, через геосолитонные трубки не вся поверхность Земли одинаково дышит. Есть зоны, где плазма ядра, поднявшись до земной коры, останавливается и создает аномалии гравитационного поля. Накопившееся напряжение со временем вырвется наружу из земного плазменного ядра – где-то землетрясением, где-то вулканом, где-то тайфуном. Поскольку оптимальные точки управления вращения Земли находятся у экватора, здесь обычно и зарождаются тайфуны.
– Дегазация водорода идет, очевидно, не только в горах, но по всей планете. Значит, количество воды на Земле прибавляется?
– Да, миф о гибели Атлантиды имеет под собой реальную почву. Площадь океанов увеличивается. На месте Мексиканского залива, я уверен, была раньше континентальная суша. И огромные города на берегу Мексиканского залива – Новый Орлеан и Хьюстон – обречены на ту же судьбу, какая постигла города, когда-то процветавшие на территории, отвоеванной у суши Средиземным и Черным морями.
– Есть версия, что количество воды на планете растет в связи с глобальным потеплением.
– Нет пока никаких оснований говорить о глобальном потеплении. В Северном полушарии тенденция к потеплению действительно просматривается, но что творится в Южном, знаете? Там идет оледенение. Толщина ледников в Антарктиде достигает местами 4,5 километра. Эти ледники в виде айсбергов сползают в океан и достигают чуть ли не экватора. Все сбалансировано: южное похолодание – в противовес северному потеплению.
– Я понимаю, природные катастрофы – неизбежные реакции Земли во имя спасения биосферы в целом. И все-таки неужели все жертвы неизбежны? Неужели человечество в состоянии только отслеживать результаты разрушений и запоздало скорбеть?
– Вы, наверное, слышали, что животные чувствуют заранее землетрясения или цунами и немедленно убегают прочь из опасной зоны? То есть в природе предусмотрены акты милосердия, она предупреждает о беде. Мы должны учиться ловить эти предвестники – если не органами чувств, то специальными датчиками за идущим импульсом. Недаром же нам дан разум. Ради выживания человечества стоит забыть все распри.
ОДНАЖДЫ РОБЕРТ МИХАЙЛОВИЧ коснулся в разговоре своей дачной практики. Жена обычно поручает ему сеять морковку, и он не устает дивиться тому, как в таком ничтожном семечке упакован сценарий созревания всеми любимого корнеплода. Тут уместно бы ввернуть к слову и про маковое зернышко, да Роберт Михайлович внезапно делает решительный разворот, от которого огородно-посевная практика перескакивает во вселенский регистр: «Даже если посеянное семечко погибнет, катастрофы нет. Есть миллиарды других. Таков главный принцип Творения». Словом, семечко приобретает в его высказываниях метафорический смысл: модель экономно спрессованной информации, которая тиражирована без предела. В масштабах Вселенной гибель «семечка» (читай: города, этноса или даже цивилизации) – не катастрофа. У нее миллиарды таких «семечек». Вариации ее созидательной мощи безграничны.
Конечно, человеческому сознанию практически невозможно впасть в подобную бесстрастность. Вот почему мы с Робертом Михайловичем регулярно выкраиваем часы для наших сессий, чтоб обозреть порядки на планетарной грядке. Лучше всего это удается в январские каникулы, когда профессор Бембель свободен он академических занятий со студентами. А неотложность наших бесед с инакомыслящим профессором подогревается той серьезной угрозой для цивилизации, о которой все догадываются, но прячутся от грядущей катастрофы в погоне за комфортом. Пир во время чумы! Процессы на Земле и Солнце между тем разворачиваются опасным для жизни образом, и «мыслящему тростнику природы» стоит мобилизовать весь умственный и волевой потенциал, чтоб выжить.
Общепринятые научные концепции не в силах объяснить множество явлений. Академическая физика до сих пор не создала единой теории поля. А значит, нет ясного понимания, что такое гравитация. Хватает и познавательных тупиков, и ложных тревог типа глобального потепления. А с Землей вот что происходит. Неуклонно растет масса Земли, но растет главным образом за счет ядра, а не земной коры. Разуплотняя вещество, геосолитонные выхлопы выбрасывают из недр планеты все больше водорода. Для непосвященного подобная информация не значит ничего. Однако дегазация (извержение газов) – понятие ключевое для природы Земли и настолько важное, что каждые два года в XXI веке собираются международные конференции, где докладывают в основном ученые еще советской школы. Кто-то из них живет сейчас в странах СНГ, кто-то – в Швеции или США. В чем суть ситуации? Главное отличие планеты от звезды – в соотношении между выхлопами (дегазацией) водорода и других газов из чрева небесного тела. Чем больше процент водорода, тем ближе к звездности. Не думаю, что перспектива превращения нашей планеты в новую звезду покажется соблазнительной хоть одному землянину.
В размышлениях Роберта Михайловича и сквозит этот крен: нам дан разум для понимания мироустройства, или Земля – только экспериментальная посевная лаборатория у Господа?
В ПОСЛЕДНЕЕ ВРЕМЯ все чаще мелькает в культурном обиходе термин «темная материя». Конечно, речь идет об эфире. Слово «материя» тут вполне уместно, потому что эфир – реальный газ, и его амеры – мельчайшие элементарные частицы, известные нам. Но слово «темная» прилепилась к понятию, видимо, из-за того, что темен смысл эфира для официальной физики. Его системно изучают только в России, и абсолютным авторитетом в области эфиродинамики является Владимир Акимович Ацюковский. Он живет в Подмосковье и является учеником академика Жуковского. Имя Ацюковского звучит для ортодоксальных физиков-теоретиков не менее еретично, чем имя Джордано Бруно для католической церкви.
Ересью для официальной доктрины кажется утверждение Ацюковского, что именно эфир, обладающий кинетической энергией, способен быть носителем информации во Вселенной, превышая скорость света на много порядков. Приведу некоторое соотношение. Размер Солнечной системы можно оценить в один световой год. Размер Галактики – 100 000 световых лет. То есть за такой временной период может до нас долететь световой сигнал. А колебательный импульс, передаваемый частицами эфира, пройдет через Галактику быстрее, чем за полгода реального времени. Эйнштейн канонизировал скорость света как некий абсолют. Никаких оснований в реальности для этого нет. Однако это заблуждение дорого обошлось цивилизации.
Перемещение информации в эфире может быть таким стремительным, что у нас ум заходит за разум. Возьмите, например, летающие тарелки. Их видели еще матросы Магеллана. Официальная физика не в силах объяснить, почему на любой скорости такой объект может изменить траекторию или враз остановиться. А с точки зрения эфиродинамики все просто объясняется: отсутствие инерции у амеров эфира. Поскольку летающая тарелка – это тороидный вихрь (о чем скажу позднее), то она не испытывает гравитационного притяжения.
Теория эфиродинамики позволяет понять природу всех полей: электрического, магнитного, теплового, сильных и слабых полей внутри ядер химических элементов. Все сводится к энергии эфира, вот вам и общая теория поля. Не надо вколачивать фантастические ресурсы (финансовые, природные, людские) в создание коллайдеров, где надеются подсмотреть рождение каких-то недостающих частиц.
Владимира Акимовича ортодоксы пинают и распинают, а он стоит на своем, как утес. Он развивает идеи Ивана Ярковского, русского инженера, впервые в мире описавшего, как эфир превращается в весомое вещество.
ОТКРЫТИЕ, сделанное Иваном Ярковским, потрясает. Тем более что он вроде бы не занимался теоретической физикой, а служил инженером на Невских заводах в Петербурге. Но это именно «вроде бы», потому что не всякий человек вписывается в свою должность без остатка. Его книга «Всемирное тяготение как результат образования весомого вещества внутри небесных тел» вышла в свет в 1889 году.
Дерзновенность его идеи просто ошеломляет: впервые в мире взяться объяснять, как и из чего возникает весомое вещество! Тут нужно пояснить чрезвычайно важное обстоятельство: материя не сводится к веществу, как повелось с легкой руки тех ученых, которые пренебрегли эфиром для удобства своих построений. Получилось, что формулы физиков – сами по себе, а реальность сама по себе. Словом, вещество – это временное состояние эфира. Сложно это понять и усвоить, но другого выхода у нас нет.
Для простоты понимания идей Ивана Ярковского скажем так: в процессе локализации вихрей эфира, устойчивых во времени, возникает элементарная частица вещества. Да, это протон. Но рядом с ним, побуждаемые его энергией, завихряются электроны. Про электроны можно сказать так: примкнувшие к протону.
Отдельный вопрос: почему эти вихри так устойчивы во времени? Все так или иначе слышали или видели торнадо. Этот солитонный вихрь огромной мощи живет мгновение, потому что не замкнут. А протон – замкнутый (тороидальный) винтовой вихрь. Как объяснить, что такое тор? Представьте себе баранку, только полую. Внутри такой замкнутой кольцевидной трубки да еще по правилу винта со страшной скоростью вращаются амеры эфира. Вечность их коловращения обеспечивается тем, что он (то есть протон) живет в среде эфира, и его энергию подпитывают внешние амеры, вовлекаемые в вихревой поток. Ну а другие, может, соскакивают с этой карусели. Продолжительность жизни протона оценивается примерно в 60 миллионов лет.
А НЕ КАЖЕТСЯ ЛИ ВАМ, что такую же вечную жизнь (как протону) нашей планете обеспечивает тот же вихревой принцип? Как показали исследования последнего десятилетия (благодаря новейшей аппаратуре), внутри плазменного ядра Земли бушуют вихри, энергию которых восполняют бесконечно возникающие из эфира ядра атома водорода. Геосолитоны и есть локализованные вихри эфира, которые в автоматическом режиме находят оптимальный вариант траектории для небесных тел. Как мудро высказался Ньютон об универсальности законов Вселенной: «Природа проста и не изобилует причинами». По одним и тем же законам работает атом и Солнечная система, Галактика и органическая клетка. Меняется только масштаб.
Я эмпирически обнаружил явление, описал его, осмыслил, дал ему имя (геосолитон). Но именно Иван Ярковский почти за 100 лет до меня теоретически объяснил, как это происходит в недрах небесных тел. Его теория о зарождении близнецов – энергии и массы одновременно – казалась просто невероятной в конце XIX века. Гениальные прозрения слишком опережают окостеневшее сознание, кажутся современникам дикими. Вот почему мимо теории Ивана Ярковского прошли и Менделеев, и Губкин, жившие в одно с ним время.
Следуя за логикой Ивана Ярковского, мы понимаем, что весомая материя начинается с водорода; что именно эфир дает начало всем остальным элементам, начиная с водорода; что эфир и реакции управляемого термоядерного синтеза неразрывны. Фактические данные последних десятилетий не оставляют в этом никаких сомнений.
Почему до сих пор в официальной науке такая точка зрения считается еретической? Потому что принято считать: термоядерная реакция происходит при взрывах сверхновых звезд во Вселенной, а никак не внутри планет. Эту устоявшуюся догму разрушает другой русский ученый, живущий в Киеве, – Виталий Филиппович Блинов. В своей монографии «От планет к звездам» он приводит примеры управляемого термоядерного синтеза, происходящего даже в биохимической лаборатории живого организма. Скажем, кальций как может получить для своего костяка та же корова, если она сугубо травоядное существо? Секрет в том, что магний из хлорофилла зеленых растений синтезируется в органическую форму кальция. Ферменты не дремлют! Настоящие чудеса возможны только в природе. Точнее так: мы называем чудом то, что не в силах разгадать.
КНИГУ Ивана Ярковского, единственную в мире и пока неповторимую попытку объяснить, как в сущности из ничего возникает в этом мире все, уничтожили в Советском Союзе в конце 20-х годов. Методы большевиков по зачистке библиотек от ересей ничем не отличались от прожорливых костров средневековой инквизиции. Только вышло так, что можно сжечь книгу, но не идею. Роберт Михайлович нашел ее в монографии Уоррена Кэри, австралийского геофизика, который догадался, как устроена универсальная модель мироздания. Оказывается, Кэри в 66 лет освоил русский язык только для того, чтоб прочесть в подлиннике гениальные прозрения Ивана Ярковского. Словом, такой вот вышел привет из России от английского текста.
Как тут не сказать о судьбе профессора Бембеля: «На ловца и зверь бежит?» Ведь и началось с того, что он искал в Западной Сибири нефть, а нашел… геосолитоны. Получается, что никогда не знаешь, какого зверя поймаешь. Если действительно ты ловец.
Напомним, Роберт Михайлович лишился покоя с того момента, как увидел на фотографии сейсмического разреза странные столбы.Какова природа открытого феномена? Вроде следы есть, а зверя нет. И когда «зверь» наконец обнаружен, вся энергия интеллектуального поиска Роберта Михайловича разворачивалась под знаком солитона. Он не сразу пришел к открытию, что именно геосолитонный механизм обеспечивает стабильность и нашей планете, и всем небесным телам. Вот почему о законах космологии размышляет геофизик.
Но интересно и другое. Всякий ли геофизик способен потерять покой от каких-то непонятных столбов? Ведь методом объемной сейсморазведки он не единственный на свете искал месторождения, не он единственный, стало быть, и столбы созерцал, оказавшиеся геосолитонными трубками. Смотреть и увидеть – процессы разного порядка. Только ловцу и откроется невидимое-неведомое для всех. Получилось, что истинным зверем, которого ловил и ловит всю жизнь Роберт Бембель, является тайна мироздания.
А то, что три таких ловца истины – Владимир Ацюковский, Роберт Бембель, Виталий Блинов – смогли найти друг друга, так это благодаря притяжению мощного интеллектуального магнита – несгораемой теории Ивана Ярковского. Роберт Михайлович любит уподоблять его фигуру ледоколу в догматических научных льдах. А они трое плывут в его фарватере.
Кто они? Маргиналы? Авангардисты? Провидцы?
      
|
