|
|
ДА, НЕ ГУСТО с информацией. Но это же словарь! Лет через сто музыковедческие журналы ушедшего века, тем более, газеты, будут пылиться и желтеть в безмолвии архивных хранилищ, а словари – они во все времена под рукой, к ним обращаются и стар и мал. И, быть может, какой-нибудь пылкий юноша, мечтающий о славе певца, открыв «Энциклопедию русских фамилий», «споткнется» на этой – Гуляев, захочет послушать записи с его голосом и, завороженный, прольет слезу, и ахнет – теперь таких голосов не сыскать.
Да и сегодня, увы, нет такого неповторимого по тембру, такого единого со словом звука, такого уникального Голоса, о котором сказано: «Его тембр – это не окраска голоса. Это – краски души, нежной, пылкой и загадочной».
По легенде Орфей своим пением умел двигать камни…
Уже шестнадцать лет нет Юрия Гуляева, но и сегодня никто лучше его не спел эти песни: «Нежность», «Голубая тайга», «Орлята учатся летать», «Главное, ребята, сердцем не стареть», «Обнимая небо», «Усталая подлодка», вокальный цикл Пахмутовой и Добронравова «Созвездие Гагарина»…
«Наш сибирский Орфей» – так называла певца одна из преданных почитательниц. «Своим исполнением он умеет сделать жизнь радостной, пусть даже на короткое время наполнить сердце счастьем и надеждой. Это певец солнечный».
Сколько подобных откликов бережно сохраняют родные Гуляева, его поклонники…
Повторюсь, о творчестве Гуляева написано немало. В одном единодушны авторы – за свою недолгую земную жизнь (разве для артиста 55 лет – это возраст) он многого достиг, много успел как в оперной, так и в камерно-эстрадной деятельности. Больше тридцати оперных образов, более трехсот романсов и песен! С первых шагов в вокальном искусстве он искал собственные средства драматической выразительности, свои способы передачи мощи и глубины национального характера. Критики отмечали в артисте редкое умение «гореть в искусстве». Там, где, скажем, итальянский тенор как никто другой умеет передавать эмоции, русский певец – целую гамму чувств: страсть и нежность, страдание и разочарование, тонкие, самые интимные состояния души. Как все достигается? Нам, смертным, творческая лаборатория подлинного художника недоступна.
Кто-то из критиков настаивал, чтобы Гуляев не распылялся и полностью отдавал себя только оперной сцене. Другие утверждали, что его стихия – камерное исполнительство. Третьи видели его на эстраде. Артист признавался, что ему одинаково интересны театр, камерная сцена, эстрада. Одно другого не исключает, наоборот, помогает.
БУДУЩИЙ ВЫДАЮЩИЙСЯ оперный певец, создатель мелодичных, глубоко лиричных песен, прекрасный исполнитель камерной вокальной музыки появился на свет 9 августа 1930 года у 22-летней Веры Федоровны и 24-летнего Александра Матвеевича. Первые красивые мелодии Юра услышал еще до своего рождения. Вера Федоровна рассказывала: как только начинала петь (голос у нее был небольшой, но проникновенный, с особым «гуляевским» окрасом), младенец напоминал о себе не просто толчками, а ритмичными, в такт звучания, движениями. В два-три года малыш вполне осмысленно выводил какую-нибудь, одному ему понятную мелодию, ну а когда родители ставили пластинку, ребенку никто уже не был нужен: весь – внимание, весь в мотиве, распахнет свои синие глаза, ушко – в ту сторону, откуда музыка – вот сейчас и сам будет солировать. Молодая мама не раз слышала, как соседки удивляются реакции ее первенца – «ну, Вера, растет у вас Шаляпин!»
Дом на улице Немцова, 12, где прошло Юрино детство. В нем рядом росли Зоя, младше его на год, будущий доктор, затем появился Виктор, ставший инженером-электриком; затем – Борис, талантливый инженер-механик, преподаватель Тюменского нефтегазового университета. Домик этот неказист был в свои последние годы, как человек в старости, вроде стал ниже ростом, потемнел. А тогда в 1936-м, выглядел настоящим молодцом: просторные комнаты на шесть окон, такой же привольный палисадник с сиреневыми кустами и даже собственным, пусть и небольшим огородиком.
Вере Федоровне пришлось расстаться со своей любимой зингеровской машиной, многими вещами, чтобы семья имела собственную «крепость».
Жили Гуляевы на одну отцовскую бухгалтерскую зарплату. Вера Федоровна, закончившая курсы медсестер, после рождения детей полностью посвятила себя их воспитанию: вела хозяйство, работала на огороде. Ребятишки рано научились не без ее пристального внимания и чтению, и рисованию, росли, каждый имея четкие обязанности по дому.
В те унесенные временем годы их район был почти что окраиной города: исключительно деревянные дома, дощатый тротуар, в распутицу утопавший в знаменитой, чуть ли не лечебной грязи.
Нет, не зря говорят и пишут, что судьбу детей в доме определяет культура семьи, уклад, традиции. Гуляевы, старшие и дети, были природой, генами награждены музыкальностью. Возвращаясь из командировок, отец обязательно привозил всем детям в подарок новые пластинки, сборники стихотворений, младшему – сказки, впрочем, их все любили, мама читала с выражением, сопровождая еще и пением. Пластинки разные: народные песни, Лемешев, Козловский, Шаляпин. Когда отец купил гармошку, семейные концерты стали ярче и живее. Весной, бывало, отмоют до сияния окна, распахнут, чтобы дом наполнился сиреневыми ароматами, и начинается большое импровизированное представление – кто лучше, кто звонче, кто больше песен вспомнит. Со всех концов района ребятня собирается, да и взрослые не отстают:
– Ну, Гуляевы! Молодцы! Не водка, а песня льется!
ИХ ДОМ всегда служил образцом чистоты и высокой нравственности: все дети учились прекрасно, всегда в работе рядом с родителями, никаких и никогда «выяснений», семейных неурядиц. Может, что-то и было между взрослыми – жизнь и самым счастливым семьям подбрасывает порой неожиданные сюрпризы – однако дети не становились участниками и свидетелями таких моментов.
Юра отцовскую гармошку освоил очень быстро и теперь под собственный аккомпанемент мог себе позволить сольный концерт. Обычно это происходило тут же, под окнами родного дома – скромненько инструмент в руки и поначалу тихонько – «вот мчится тройка почтовая». И откуда у парня «сибирская грусть»? Откуда это взрослое проникновение в драматургию стиха и мелодии?
Юрина подруга детства, Вера Гурьева, вспоминала, что для ребят, такие «посиделки» с песнями, а позднее и с танцами под Юрин же аккомпанемент, были настоящим счастьем. Дети городской окраины, не слышавшие другой музыки, инстинктивно были благодарны своему одаренному сверстнику за первые настоящие уроки эстетики.
Здесь никто не дрался, не сквернословил, не бегал за бутылкой – атмосфера чистого воздуха помогала детям готовиться к испытаниям, трудностям, учила ценить пусть и маленькие радости жизни. Действительно, культура семьи – это светлый источник, родник, взрастивший Талант и Личность.
В десять-пятнадцать лет Юрий был вполне «солидным» аккомпаниатором в народных коллективах, выезжал с концертами в села, на смотры. Свою первую зарплату торжественно вручил родителям в неполных тринадцать лет. На снимках далеких пятидесятых прошлого века Юра Гуляев сидит со своим инструментом впереди большого хора, в скромном пиджачке, в валенках, с виду – деревенский симпатичный парнишка. А в кругу тюменской молодежи – признанный музыкант, к тому же еще и композитор. Одно из своих первых сочинений, вальс «Под липами, под старыми», Юрий Александрович называл «ступенькой в композиторство». В тот же день, когда он сыграл свой вальс на школьном вечере, его запомнили и полюбили. Скоро все танцы на танцлощадках, на детских праздниках начинались именно с этого вальса. Юрина подруга юности, кандидат медицинских наук Юлия Тимлер, с которой поступал он с друзьями-одноклассниками в Свердловский медицинский институт, вспомнила незамысловатый, душевный текст, рассказала, что школьно-студенческий гуляевский вальс «Под липами» в годы их юности звучал на вечерах и в мединституте, и в консерватории, куда, проучившись недолго на врача, поступил Гуляев.
ГЛАВНЫЕ ГОДЫ СТУДЕНЧЕСКИЕ… Для кого-то славные, для Юры они были временем испытания на прочность. Пришел на вступительные экзамены в Консерваторию имени Мусоргского, где был объявлен дополнительный набор на вечерний факультет. Все с нотами в руках, элегантные, неприступные. Юра в лыжном костюме, с баяном за плечами. Приняли его одного.
Все, поймал за хвост птицу удачи, теперь перед ним – путь к Славе. Через год решил перейти на дневной факультет, для чего надо было снова сдавать экзамены. Показал программу и оказался буквально на грани – все, кроме него были зачислены. Без общежития, без денег, куда, к родителям на шею? Вернулся на вечернее.
«Мне было восемнадцать. Мальчишка еще. И такой урок! По-моему, я сразу повзрослел, осознал что ли свое место. А тут еще голос стал меняться. Петь тенором трудно. Для баритона – низов нет. Я все облегчал, облегчал звук, все стремился вверх… До четвертого курса все ждал, что меня отчислят. После одного экзамена кто-то заявил, что такими голосами нельзя засорять консерватории. Да, было такое! Но я все искал тональности. И, честно сказать, уже не помышлял стать певцом, хотел только получить образование, уехать в глушь и преподавать сольфеджио… в общем, терять мне было нечего и я попробовал петь баритоном. Оказалось, голос звучит неплохо. Стал петь фрагменты из Онегина, арию Жермона. Первому, кому открылся, был Борис Штоколов. Его в консерватории видели будущим Шаляпиным. Со Штоколовым Юра жил в одной комнате, ужинали коммуной, когда денег не было, ходили на вокзал разгружать вагоны. Позже Борис устроился электриком в драмтеатр, Юра – аккомпаниатором в заводской хоровой коллектив. «Борис меня поддержал. Только после этого я все рассказал своему педагогу – Фриде Исааковне Образцовой. И вот на четвертом курсе я пел ариозо Мизгиря, голос стал плотнее и звучал гораздо лучше.
Но кафедра так и не признала меня баритоном, хотя на дневное отделение и перевела» – (из интервью Ю.Гуляева).
Только на пятом курсе Гуляев получил свою первую «пятерку» за арию Фигаро, «Эпиталаму» Рубинштейна и романс Рахманинова «Не пой, красавица, при мне».
В 1954 году окончил консерваторию и был приглашен в Свердловский оперный театр, когда надо было написать в заявлении – «принимается на должность – солист оперного театра» – у него дрогнула рука. Что из того, что в дипломе стоит «отлично» за специальность; сомнения, сомнения, ощущение чего-то недоработанного, неразгаданного – без таких мук и терзаний не состоялась еще ни одна великая Личность…
ВЗЫСКАТЕЛЬНЫЙ СВЕРДЛОВСКИЙ ЗРИТЕЛЬ, во все времена с преклонением относящийся к любимому театру, появление на сцене нового оперного исполнителя с необыкновенно красивым, неповторимым, единственным в своем роде тембром встретил не просто дружелюбно, а с первого выхода – восторженно. Юрий расценил такое как незаслуженный аванс и с головой ушел в работу. Долгое время кроме музыки у него не было никакой жизни, никакого общения. Класс. Репетиции. Сцена. Звонок родителям. Мир сузился, и так ему было комфортно. Много читал. Вдумывался, учился анализировать. Творческая лаборатория оперного артиста закрыта для посторонних крепче всякого хранилища с ядами. Так повелось, наверное, со дня возникновения оперы – такого неподъемного для масс слушателей жанра. Такого сложного для каждого, кто осмелился отдать жизнь Опере. Через тернии Юрий осмелился и победил…
В Свердловске он пел всего два сезона. Во время гастролей в Кисловодске его услышал главный режиссер Донецкого театра оперы и балета и пригласил в свой коллектив. На этой сцене он приготовил почти все свои ведущие партии баритона.
1959 год. Всемирный фестиваль молодежи и студентов в Вене, куда Гуляева послали как «представителя шахтерского края» и где он получил Золотую медаль, решил дальнейшую судьбу артиста – сразу же после фестиваля он был приглашен в прекрасный город, раскинувшийся по днепровским берегам – и этот город на целых пятнадцать лет стал ему родным. Каким станет новый виток биографии сибирского Орфея? По свидетельству ветеранов украинской сцены, Юрий сразу же стал любим, обожаем, большая сильная группа баритонов дружески приняла Гуляева в свой клан, ему доверяли, он быстро овладел особенностями украинской национальной культуры, изучил язык… Папагено – «Волшебная флейта» Моцарта, Фигаро, Алеко, Жермон, граф ди Луна из «Трубадура» – одна партия сложнее другой, и неизменный, заслуженный успех. В каждом характере – множество оттенков. Певцу подвластна пластичность вердиевской кантилены; словно глубокой мольбой, обращенной к горячо любимому сыну, звучит его ария «Ты забыл край милый свой» - Жорж Жермон «Травиата».
И во всех партиях, критика это единодушно отмечала, артист не только превосходно поет. Его игра органична, непосредственна, выразительна. Киевский период в жизни артиста называют звездным. В первый же год (1960 г.) ему было присвоено звание Заслуженного артиста УССР, в 1965 г. – Народного артиста Украины, а в 1968 он стал Народным артистом Советского Союза.
Его называли украинцем, когда он исполнял народные песни «Дивлюсь я на небо», «Киев мий» и многие другие.
Исполнение одной из главных ролей в киноповести «Украинская рапсодия» высветило драматическое актерское дарование. Встречи с Сергеем Параджановым, режиссером-философом, художником, будто наполнившим внутренний мир Гуляева новыми красками, помогли ему найти ранее неуловимые нюансы для раскрытия, постижения новых образов. Задумок у полного сил и чаяний Мастера было много…
МОСКОВСКАЯ ВЕХА ГУЛЯЕВА – это Большой театр, гастроли, камерное исполнительство. Что преобладало? Все было в гармонии до той поры, пока тяжелый, а для певца непоправимо тяжелый недуг – астма – стал на пути его звездной жизни.
В 1975 году Ю.А.Гуляев был зачислен в труппу Большого театра и в этом же году был удостоен звания лауреата Государственной премии СССР за исполнение концертных программ 1971-1974 годов.
Из воспоминаний артистки Большого театра, народной артистки СССР Ирины Константиновны Архиповой:» Поражало отсутствие у него самоуверенности, свойственной многим певцам, пришедшим в наш театр. Они считали, что если поют на лучшей сцене страны, значит долой сомнения в своей исключительности. Как же далек был от этого Гуляев».
Многие партии, созданные им в Свердловске, Донецке, Киеве, перешли в репертуар Большого театра. Однако это было вовсе не повторение пройденного. Время, опыт, мастерство сделали свое – образы менялись. Чуткое внимание к вокальной фразировке, поиск нюансов и темпов, мягкость, переход из одного состояния в другое... Чтобы этого достичь, необходимо высокое вокальное мастерство звуковедения, вкус в отборе тембровых красок. Гуляев своим исполнением убедительно доказал, что ему по силам выступать с крупнейшими мастерами театра.
Весной 1975 года Гуляев пел на сцене Большого партию Фигаро. Как только он выходил из-за кулис, вместе с ним в зал словно врывался свежий ветер… «Наделенный великолепным даром природы – голосом необычайно красивого тембра, он владеет высоким исполнительским искусством. Прошел долгую и плодотворную школу общения со многими выдающимися мастерами и по праву завоевал себе место в ансамбле певцов лучшего оперного театра страны».
Антология исполненных артистом камерных произведений, песен советских композиторов, русских народных поражает воображение: романсы русской и зарубежной классики, песенные циклы, собственные сочинения… Трудно себе представить, как один человек способен осмыслить, одухотворить сотни произведений, в конце-концов элементарно запомнить такой неисчислимый «груз». Для Гуляева это была не тяжелая изнуряющая работа, а благодать божественного предназначения.
ВСЕ КОМПОЗИТОРСКОЕ ТВОРЧЕСТВО сам певец оценивал незаслуженно скромно. Все его песни мелодичны, с ходу запоминаются. Ну, разве марш «Воспоминание о полковом оркестре» оставит кого-то равнодушным? Мелодия жизнеутверждающая и благородная. Однако своими лучшими сочинениями Юрий Гуляев называл только два: песни на стихи Расула Гамзатова «Берегите друзей» и Роберта Рождественского «Желаю вам!»
В его репертуаре много песен на стихи Рождественского. Их в столичных музыкально-литературных кругах часто называли братьями. В самом деле: красивые, высокие, без малейшего намека на звездность – напротив, избегающие шумных тусовочных компаний. Искренние, готовые прийти на помощь близкому. Как говорят, хочешь понять поэта, должен отправиться в страну поэта… Недавно прочитала (точнее, читаю ночами и перечитываю) книгу «Мгновения… Мгновения… Мгновения…». Подарок любимой подруги Гиты Горбачевой. Когда-то (время, не лети молнией!) она, работая на тюменском телевидении диктором, музыкальным редактором, подготовила замечательные передачи о Юрии Гуляеве. Спасибо, подруга, за бесценный подарок! К читателю эта книга пришла уже после смерти поэта. Ее авторы – вдова поэта Рождественского Алла Киреева, его дочери Ксения и Екатерина – в высшей степени благородно, интеллигентно рассказали нам о любимом человеке. И дали возможность его близким, его друзьям поделиться с читателями своими сокровенными чувствами.
Друг Роберта Рождественского, Владимир Гнеушев, в детстве –сельский беспризорник, участник Великой Отечественной, семь лет прослуживший на флоте, выпускник Литературного института, автор более 30 книг поэзии и прозы, так описывает встречу с незнакомым ему миром музыки:
«Когда Роберт жил на Калининском проспекте, я однажды явился к нему в гости. Алла налила нам 50 грамм… если не по 75… Сидим, общаемся; вдруг заходит какой-то человек, босиком, огромный. Лето было. Мятые штаны. Мятая желтая рубашка. И с ходу начинает разговаривать о какой-то музыке. Я у Аллы спрашиваю: «Кто это?» Она: «Ты что, совсем? Это Гуляев!» Заходит второй человек, высокий, худощавый, в очках, и с ходу вступает в спор с этим Гуляевым. Гуляев говорит: «Твою музыку я спою. Я профессионал. А народ ее не примет». Этот человек говорит: «Я думаю, ты не прав». Я опять спрашиваю у Алены: «А это кто?» Она отвечает: «Это Таривердиев». Они спорили, спорили… Роберт слушал и улыбался».
Они были великими художниками. Они были веселыми, любившими розыгрыши, юмор, дружеские застолья – лучшими представителями поколения шестидесятников.
А ТЕПЕРЬ О ТОМ, как лично я «пересеклась» с музыкальным творчеством нашего земляка. До нового 1971 года оставались считанные дни. В концертной студии «Останкино» полным ходом, днем и вечером, шли репетиции новогодней программы «Песня-71». Это была первая передача и ныне живущего, точнее – доживающего свой век цикла-долгожителя. Нам, музыкальным редакторам из провинциальных телестудий, выдали пропуска на генеральную репетицию и заключительный концерт. Естественно, мы самыми первыми заявились на генеральную, тихонько заняли свои места, вооружившись блокнотами и фотоаппаратами. В ту пору даже диктофоны были большой редкостью, о ныне существующих чудесах телевизионной техники никто и не мечтал. Зато дисциплина была строжайшая: ровно в одиннадцать дня, как и было объявлено, за пульт дирижера вышел Юрий Васильевич Силантьев, а помощник режиссера четко огласила порядок концертных номеров для участвующих в передаче артистов.
«Процесс пошел». Номер за номером. Многие песни на слуху. Иные слышим впервые. Диктор Анна Шилова ведет репетицию так, словно это самая настоящая передача – текст выучен и осмыслен, тон доброжелательный. Для нее сцена как дом. Через два часа объявляется перерыв с коротким предупреждением: «Приготовиться Молдавии». И снова работа, остроумные, ободряющие реплики Силантьева, и вдруг непредвиденная пауза – нет Украины.
– Где? – Где?.. волнуется Юрий Васильевич. – Время поджимает. Сколько еще ждать?
И тут широко распахивается дверь, смущенно улыбаясь, с шапкой под мышкой у входа замирает Юрий Гуляев.
– Мой дорогой тезка! – обращается к нему дирижер (цитирую дословно, так как все успела тогда застенографировать, благо, когда-то закончила курсы). – Мы вас заждались! Где застряла Украина?
– Да вот так. Я прямо с аэропорта, вот с дипломатом, не успел пристроить, – оправдывается народный артист Советского Союза. Самолет из-за непогоды задержали почти на два часа.
Сам ни с места.
– Ну что ты, право… давай на сцену, – Силантьев по-отечески обнял Гуляева, будто хотел прибавить ему тепла и энергии.
Юрию не потребовалось «разогревать» голос, «входить в образ», он вмиг «схватил» все советы Маэстро и спел с первого раза так, что сидящие в зале и оркестранты зааплодировали, хотя этого и не разрешалось. Оркестр, словно во власти волшебного голоса, играл как-то особенно вдохновенно, и Силантьев, похоже, расчувствовался, сказал, что второго прогона для Гуляева не требуется, теперь только не опоздать на концерт.
– Отдыхай, грейся и горло не простуди! У тебя, кажется, и куртка не по сезону.
– Да по сезону, по сезону, – оправдывается Юра, улыбаясь своей неповторимой гуляевской улыбкой.
В нашей группе в «Останкино» училась энергичная и на редкость контактная журналистка из Нальчика, знающая о каждом артисте, кажется, больше, чем он сам о себе. Пропуск на генеральную она восприняла как драгоценный подарок Судьбы, задавшись целью добыть автографы у всех без исключения артистов. Ей это удалось. Даже малообщительный в тот день Муслим Магомаев подарил ей свой снимок.
От Гуляева, как только тот появился в студии, она не отходила, взяла короткое интервью, получила в подарок несколько фотографий и даже успела проинформировать, что в группе есть его землячка.
Через какое-то время Юрий подошел к нам:
– Ну-ка признавайтесь, кто тут из моей родной Тюмени?
Так состоялось наше знакомство. И знаете, каким был его первый вопрос? «Вы не знакомы с моей мамой? Как приедете домой, сразу позвоните моим родным. Лучше навестите. Они у меня очень гостеприимные»…
Довольный, что репетиция прошла более чем успешно, придя в себя после перелета, отогревшись, он никуда не спешил, охотно отвечал на мои поначалу робкие вопросы (а как вы думаете, легко ли общаться с народным артистом СССР?). Чем дальше, тем яснее понимала, с каким открытым, искренним, абсолютно лишенным гордыни человеком мне посчастливилось встретиться.
Юрий Александрович в подробностях рассказал о своих последних памятных событиях. 80 дней был на гастролях вместе с Людмилой Зыкиной и оркестром русских народных инструментов имени Осипова в США и Канаде. Побывали в полусотне городов, в крупнейших концертных залах, в Вашингтоне в зале «Кеннеди-центр», где лучшая в мире акустика. Зритель за океаном чуткий и благодарный, на бис встречали его песни «Вдоль по Питерской», «Из-за острова на стрежень», «Серенаду Дон-Кихота», арию Фигаро из «Севильского цирюльника».
СВЕРХУСПЕШНЫМИ БЫЛИ ГАСТРОЛИ и на Кубе. Там он пел на испанском, итальянском языках, украинские песни, русские. «Степь да степь кругом» кубинцы слушали стоя. Такой акт – это высшая оценка кубинцев за исполнительское мастерство артиста. Кстати, канадская газета «Торонто Дейли Стар» выразила мнение зрителей: «По мощности и выразительности исполнения Гуляев напоминает Шаляпина».
«Полпредом мира и дружбы на всех континентах земли» называли Юрия французские газеты. Не жалели эпитетов журналисты, описывая возможности артиста в роли Фигаро: «Его улыбка неотразима. Фантазия неистощима. Он находит выход из любого положения. Фигаро Гуляева молод, искрометен, добродушен, все делает ловко и шутя. В такого героя невозможно не влюбиться». Вспомнил Юрий и забавный эпизод из выступлений во Франции, куда его приглашали трижды. После одного из концертов он сел в машину, и восторженная публика подняла ее на руки и пронесла меняясь целый квартал.
Видно было, что он еще в мыслях там, на гастролях. Все рассказанные им эпизоды живо предстают – ты рядом с артистом в зале, за кулисами, на репетиции, на прогулках по берегу океана, слышишь гул Ниагарского водопада.
Как-то само собой речь зашла о житейском. По-детски, словно беседуя с мамой, пожаловался, что много времени отнимает общественная работа – в театре избрали его председателем профсоюзного комитета, а это бесконечные заседания, разбор жалоб, квартирные вековечные проблемы. А на носу – сдача «Травиаты», партия Жермона – архисложная, ко всему трудно дается итальянский: «Роль учу ночами. Сплю по два часа, работаю в промежутках сна или наоборот. Уже и не понять…»
– А фамилия Гуляев сути вашего характера соответствует? – вступает в беседу энергичная накопительница автографов.
Выдержав паузу, признается, что по складу души – он одинокий странник, любит тишину, ночь. Самая большая радость – посидеть за роялем, подумать, почитать стихи, почти шепотом, чтобы не тревожить близких, вспомнить романсы… На прощание обратился ко мне: «Пожалуйста, не забудьте позвонить маме…»
Передача «Песня-71» запомнилась на всю жизнь, и не только потому, что удалось увидеть ее рождение. Атмосфера в зале была теплой, оркестр звучал прекрасно, Маэстро Юрий Силантьев всем своим видом излучал в зал добро. Созвездие имен, а еще какая-то чистота, искренность. Ни намека на сусальность, пошлость, без чего сегодня, к сожалению, не обходится ни одно массовое телевизионное зрелище. Самым ярким на передаче «Песня-71» было, на мой взгляд, выступление Юрия Гуляева, да простят мою предвзятость живущие и ныне артисты-участники той незабываемой встречи в «Останкино». Ему и аплодировали горячее, громче, дольше всех. В тот вечер и слушатели в зале, и сидящие у своих экранов телезрители увидели на сцене Поэта эстрадной песни – вдохновенного, с лучистым взором. Голос его не звучал, а парил, набирая мощь и краски…
СИЖУ В МОСКОВСКОЙ КВАРТИРЕ артиста, в рабочем кабинете Юрия Александровича. В мое распоряжение гостеприимными вдовой и сыном предоставлен весь архив Гуляева – богатейший, захватывающий воображение, помогающий зримо увидеть певца на оперной сцене, в Колонном зале имени Чайковского, на встречах с коллегами, на кухне у друга, где-то на берегу маленькой речки, или идущего вдвоем с сыном, рука в руку, по коридорам Большого театра.
Да чтобы «переварить» все это богатство, и месяца не хватит. Срок командировки подвигает к сосредоточенности и собранности. Понимаю, трепетно хранимый в доме архив мог бы стать полноценной основой музея певца. Одних только снимков до тысячи. Гуляев на сценах, в залах Европы, Америки, Азии, на стройках у целинников, в заводских корпусах. А сколько музыковедческих исследований творчества артиста – настоящий музыкальный Космос. Рядом с портретом Юрия портрет Шаляпина, подаренный певцу во Франции одним из родственников великого баса в знак восхищения голосом тогда еще совсем молодого русского артиста.
Юрий Гуляев никогда не позволял себе расслабляться, работал как одержимый, смело брался за все новое, неизведанное, не страшился ступать на тропу первопроходцев. Этому он научился у своих родителей, у школьных и консерваторских учителей, у своих коллег и друзей. Многочисленные записи художника открывают еще одну грань его дарования: живи Юрий Александрович сейчас, он сумел бы написать книгу о своем времени, о себе, о своих соратниках по вокальному искусству. Честное слово, это был бы не самопиар, не кичливое разглагольствование о достижениях и победах, но искреннее, правдивое, исповедальное Слово о судьбе художника. Слава Богу, что его близким удалось во много выполнить такую благородную задачу – вдова Лариса Гуляева, брат Борис, его жена Татьяна подарили читателю свои книги воспоминаний. О мастере, оставившем миру свой Голос, свое понимание профессии художника, свое, присущее только ему, удивительное ощущение музыки и поэтического слова.
Всегда в его пении слышится и живет истинно русская, светлая, мятущаяся, неповторимая душа, о которой писал Роберт Рождественский:
Вы не верьте в мою немоту.
Даже если я вдруг упаду, даже если уйду,
То не в землю уйду, я не в землю уйду,
А я в Песню уйду.
В Тюмень на Дни советской музыки Юрий Гуляев приехал через шесть лет после нашей останкинской встречи. В телестудии появился сразу же после выступления в областной филармонии – такой же открытый, с такой же улыбкой: смущенной, грустной, чуть виноватой – таинственной, словом. Сразу же объяснил, что пел простуженный. Но на вопрос: не хотел бы использовать фонограмму, ответил категорически:
– Нет, нет, как получится, но только живой звук.
И тут же:
– Можно позвонить?
В дикторской все замерли.
– Мама, добрались? Все хорошо? Ну и как твое мнение?
Слушал, и на наших глазах из усталого осунувшегося мужчины средних лет преображался в счастливого юношу. Положил трубку и, как старым друзьям, сказал доверительно, радостно:
– Наши были в филармонии. Мама похвалила меня, сказала, что совсем не заметно было моей простуды.
Эфир был удачным, звонили зрители, благодарили, самые дотошные интересовались, не под фонограмму ли пел народный артист Советского Союза.
– Да не под фонограмму, – терпеливо объясняла диктор Геральда Мегеря. – Наши земляки под фонограмму не поют!
Не за горами 85-летие нашего земляка. Замечательно, что плодотворно работающая Тюменская государственная филармония – подлинный пропагандист настоящей музыки – носит имя Юрия Гуляева, почетного жителя нашего города. Хочется верить, что к этой дате в Тюмени будет открыт музей народного артиста СССР, великого певца, сына сибирской земли.
       
|
