|
|
ОДИН ЧЕЛОВЕК СПРОСИЛ МУДРЕЦА: «ЧТО САМОЕ ГЛАВНОЕ В ЖИЗНИ?» МУДРЕЦ ОТВЕТИЛ: «ГЛАВНОЕ – ЭТО ТО, ЧТО ПРОИСХОДИТ С НАМИ СЕЙЧАС»
Эту древнегреческую питчу напомнил мне в одной из наших бесед Всеволод Владимирович Бессараб, и забытое высказывание в такой простой оправе снова обожгло своей глубиной: цени непреходящую прелесть каждого «момента жизни быстротечной». Однако в любой судьбе есть точки ярчайшие, по ним прорисовывается стержень внутренней биографии личности. Интересно, как их видит сам Бессараб, человек, для которого слова «играть» и «организовать» - самые употребимые из всех глаголов русского языка. Равнозначно главные.
С середины 70-х он был главным инженером в тресте «Оргтехтрубопроводстрой», а потом директором проектного института; с 1989 года создал и возглавил тюменский филиал советско-югославского предприятия «Интербук», а с 1996 перешел в другой бизнес – риэлтерскую компанию. Примечательно, что здесь его карьера явно идет на понижение: директор по рекламе, директор по персоналу, менеджер, эксперт по недвижимости. Но это его добровольный выбор, никак не окрашенный чувством поражения. Напротив, он считает свою жизнь успешной. Потому что отличает победу от поражения не по чужим (общепринятым) меркам, а выработал собственную концепцию успеха.
Я и представляю его вам в соответствии с его личной лестницей приоритетов: шахматист, джазмен, менеджер. Музыка для него выше службы в риэлтерской компании, а шахматы важнее музыки. Но дороже и бизнеса, и джаза, и шахмат – Эльвира Павловна, жена на все времена.
Коли моему собеседнику есть что сказать, я и решила: пусть в нашем «дуэте» солирует Бессараб, а я себе оставляю роль почти греческого хора: подхватить тему.
ПРИЗНАНИЕ ПЕРВОЕ: МАМА ОКАЗАЛАСЬ ПРАВА
Мое самое раннее впечатление: сижу на дереве и отряхиваю яблоки. Наверное, мне года четыре. Мы с мамой и бабушкой живем в совхозе «Организатор» Саратовской области. Идет война, и нас сюда эвакуировали с Украины.
Еще в Европе грохотали бои, а мы уже вернулись в родные края, и мама получила назначение в Черновцы. Она была библиотечным работником, человеком высокой культуры. Мне кажется, она испытывала интеллектуальное одиночество, ей не с кем было разделить свои читательские интересы. А как виртуозно распоряжалась она нашими скудными ресурсами (Вы помните ставку библиотекаря?) Как ухитрялась кормить меня, дать мне высшее образование – это все уму непостижимо.
Сейчас мы все подкованные, знаем принцип Карнеги «Говори о том, что интересно собеседнику». Моя мама понимала это и без Карнеги. Если ко мне приходили друзья, она могла с увлечением говорить с ними, например, «о футболе». Именно она приучила меня ценить музыку. Самый доступный канал музыкального просвещения в те годы – радио. По радио я и знакомился с мировым российским репертуаром. Я перенял эту привычку у мамы.
Моим первым инструментом стала мандолина. В восемь лет, помнится, сыграл романс «Мой костер». И так увлекся этим занятием, что размечтался после 7-ого класса поступать в музучилище. И тут мама говорит: «Нет, Сева. В музыке надо иметь талант, как у Святослава Рихтера».
Может, мне и больно было оторвать себя от мечты, но советом мамы я не мог пренебречь. Пережил этот кризис и успокоился. Это не значит, что страсть к музыке погасла. В школьные годы я настолько увлекся джазом, что даже институт выбирал с таким прицелом, чтоб можно было легко совместить академические занятия с игрой в джаз-оркестре. Школу я окончил медалистом и мог выбирать и город, и вуз. Выбрал Ленинград, инженерно–строительный институт. Сначала играл в ансамбле на гитаре и был очень востребован как гитарист. Но в 60-м году мой контрабасист пригласил меня в диксиленд Вадима Григорьева играть на банджо. Видя мое недоумение, он сказал: «Ничего, ничего! Научишься». Я легко переключился на банджо, играл в экспрессивной манере, и все девчонки были мои. С той поры я не расставался с этим инструментом никогда. И сейчас каждое утро начинается у меня с того, что я беру в руки банджо…
ИНТЕРЕСНО УЗНАТЬ
– ПРИХОДИЛОСЬ ЛИ ВАМ КОГДА-НИБУДЬ СОКРУШАТЬСЯ, ЧТО ВЫ НЕ ПРОФЕССИОНАЛ, А ЛЮБИТЕЛЬ В МУЗЫКЕ?
– Профессионал ты или любитель? Разве это имеет значение для той страсти к музыке, которая владеет тобой? К примеру, Вячеслава Врублевского отличало совершенное чувство гармонии, в своих аранжировках он использовал изящные гармонические схемы. То есть, это был не просто профессионал высокого ранга, но музыкант с харизмой. Обижаться на то, что я не профессионал? Ну, что Вы! Я способен анализировать собственные музыкальные возможности, способен относиться к себе с иронией. Мама была абсолютно права: оставаясь любителем, ты не теряешь радости общения с музыкой. К тому же я знаю, что и у меня есть дар, но – другой. Я создан для того, чтоб быть управленцем, менеджером.
ПРИЗНАНИЕ ВТОРОЕ: МОГУ ОРГАНИЗОВАТЬ ЛЮБОЕ ДЕЛО
Играть в шахматы я научился в одиннадцать лет. Эта игра сразила меня своей глубиной. И я сразу нацелился пойти в кружок Дворца пионеров, но при этом решил: приду туда с третьим разрядом, не кое-как. Значит, надо бы в школе провести шахматный турнир. Мне надо – я и организовал турнир в свои двенадцать лет. Цели своей добился, разряд выполнил, но главное, пожалуй, в другом. Я понял тогда, что могу организовать любое дело. Разумеется, слово «менеджер» тогда еще и не слыхивали.
Любопытны некоторые подробности. Чтоб оформить присвоение разряда, следовало к заявке в спорткомитет приложить партии, сыгранные в турнире. Нет ничего проще! Взял учебник Ласкера, да из него и переписал партии Стейница, Алехина и Капабланки. Думал: кому нужны мои бумажки? Но работник спорткомитета Миша Шамис сразу поймал меня на мошенничестве. Однако очень развеселился и сказал: «Этому парню надо присвоить разряд уже за то, что он от руки переписал партии великих мастеров».
Шахматам я предан до фанатизма. С 1963 года записываю все свои партии, что с любителями, как правило, редко случается. Я даже написал книгу о шахматах «Работайте и играйте». Но с ее изданием вышел у меня конфуз. Можете себе представить, что я, весь из себя менеджер, не составил договор с тем человеком, который брался сделать шахматный набор. В итоге – ни набора, ни денег, ни текста. Верно говорят «И на старушку бывает прорушка». Впрочем, деньги мне вернули. Сейчас готовлю рукопись другой книги «Шахматный рапид с компьютером в стиле старых мастеров». Замышляю издать книгу к своему 70-летию, выбрав 70 лучших своих партий против компьютера. Кстати, самую лучшую – «Цугцванг Бессараба» – я сыграл с 9 мая 2006 года.
Как-то после турнира в шахматном клубе мой знакомый Виктор Половников, которому я помог найти хорошую работу, вдруг говорит: «Когда в шахматной партии удается моя задумка – это сравнимо с поцелуем любимой женщины». А я бы сказал так: «Выигранная партия насыщает ликованием, несравнимым ни с чем». А чего стоит общение в клубе с такими корифеями, как Андрей Ободчук, чемпион Европы и мира среди инвалидов, как Альбион Шаламов, 80-летний энтузиаст… Да это наслаждение не купить за самые бешеные деньги!
ИНТЕРЕСНО УЗНАТЬ
– МЕНЯ ПОРАЖАЕТ, ЧТО ДВЕНАДЦАТИ ЛЕТ ОТ РОДУ ВЫ ДОГАДАЛИСЬ О СВОЕМ ГЛАВНОМ ПРЕДНАЗНАЧЕНИИ.
– И нисколько не ошибся! Сколько я всего организовал – не сосчитать. В 15 лет – первый джазовый концерт в школе. А в студенческие годы, думаете, кто устраивал все выступления для нашего диксиленда? Ну, а уже в Тюмени создал «Крунинг – джаз», а после – еще пять джазовых ансамблей. И был проект в области книжного бизнеса: возглавил созданный мной филиал «Интербука».
Когда жена слышит от меня слова «А не провести ли нам фестиваль?», она уже считает, что фестиваль состоялся, знает мою нацеленность. А цели я ставлю всегда реальные.
– ДА, ВСЕХ УБЕЖДАЮТ В ЭТОМ ДЕСЯТЬ ДЖАЗОВЫХ ФЕСТИВАЛЕЙ, КОТОРЫЕ ВАМ УДАЛОСЬ ПРОВЕСТИ В ТЮМЕНИ, НЕ ИМЕЮЩЕЙ ТОГДА И В ПОМИНЕ ОПЫТА ПОДОБНЫХ МУЗЫКАЛЬНЫХ ВСТРЕЧ. ПО ЧАСТИ ДЖАЗА БЫЛО СОВСЕМ ГЛУХО. КАК В ВАШУ ГОЛОВУ ЗАЛЕТЕЛА ТАКАЯ ИДЕЯ?
– Знаете, есть всемирно известный американский композитор, писавший в основном для мюзиклов, – Ирвинг Берлин. Я считаю его одним из лучших мелодистов 20 века. И вот в джазовой энциклопедии узнаю, что он родом из нашего города, и в 1988 году ему исполняется 100 лет. К тому же он еще жив! Чем не повод для фестиваля? С этого и начался целый цикл джазовых праздников в честь великого земляка. Для начала в 1988 году послал Ирвингу Берлину телеграмму в Нью-Йорк (через посольство): «Любим, помним, исполняем Ваши сочинения». Ответ пришел от его дочери Линды Эммет Берлин: «Отец горд, что его не забыли в родном городе».
Из всех десяти мне кажется лучшим фестиваль 1998 года – по проникновению в мир Ирвинга Берлина. И удался этот праздник благодаря дирижеру Евсею Шапиро, тогдашнему директору Колледжа искусств. Он аранжировал двенадцать композиций Берлина для симфонического оркестра и исполнил их в Детройте в 1997 году. И через год на нашем фестивале эти сочинения сыграл концертный ансамбль колледжа вместе с биг бэндом Александра Молокова, хором и солистами Анжеликой Таланцевой и Александром Цинько.
ПРИЗНАНИЕ ТРЕТЬЕ: ПУБЛИЧНЫЙ УСПЕХ – ЭТО ПРИЯТНО
Еще и в советские времена к одной только работе не сводилась моя жизнь. Но помните, тогда считалось хорошим тоном растворяться в своем деле без остатка. Или, по крайней мере, декларировать производственный фанатизм. Все-таки рабское было время.
Когда я узнал, что такое свободное предпринимательство (1989 г.), я понял, что это – мое. Меня особенно интересует в этой связке слов понятие «свободное». А предпринимательство – это уж у кого как получится. Ведь по статистике только 5% людей способны быть успешными в бизнесе.
Свои первые шаги в бизнесе я начал с того, что, открыв местный филиал от «Интербука», сколотил команду из своих друзей – музыкантов. Ум предпринимателя, прежде всего, в том, чтоб пригласить на работу умных и честных людей. Но Вы замечаете парадокс: музыканты и книжная торговля? Я превратился в настоящий инкубатор по подготовке бизнесменов. У меня все-таки за плечами опыт управленца. Да и с теорией прибавочной стоимости Маркса я знаком не понаслышке.
Мне кажется, очень важное качество делового человека – чувство ответственности. И я благодарен судьбе за то, что двенадцать лет работал в тандеме с Александром Бруном: я главным инженером, он – директором проектно-технологического треста. Это был организатор такой мощи, что в двух словах не исчерпать. Но сейчас речь о том, что за все двенадцать лет Брун ни разу не допустил задержки зарплаты своим сотрудникам. Что бы ни случилось! В крайнем случае, он брал кредиты. Вот у кого можно было учиться ответственности и порядочности.
Но не думайте, что опыт бизнесмена возникает без ошибок. Ошибки тоже учат. Еще как!
Я и четверо моих друзей купили одну акцию тюменской товарно–фондовой биржи за 125 тысяч рублей. А в 1991 году возникла возможность продать ее на бирже за 1 млн. 425 тысяч. Голоса разделились. Коллеги умоляли сделать это немедленно. Когда еще представится случай накопить колоссальный первоначальный капитал? Но я уперся. Мне казалось, что тюменская биржа набирает силу, что надо проявить выдержку, и мы будем вознаграждены во сто крат. В конце концов, согласились со мной: ждем до февраля 1992 года. И что вышло: биржа обанкротилась, и мы оказались у разбитого корыта. Прав оказался Георгий Котонский, мой заместитель в «Интербуке», умница, следующий такому деловому принципу: «Если вещь имеет спрос, надо продавать сегодня же».
И второй урок от Котонского. Однажды он пригнал из Москвы вагон с книгами. Сам распродал и заработал уйму денег. И положил в конверт для меня 50 тысяч – за коммерческую выучку. А я сказал ему: «Пошел вон!» Потому что у меня железное правило: никогда не давать и не брать взяток. Георгий обиделся и позднее объяснял мне: «Ты не видишь разницы между взяткой и оплатой затраченного труда. Разве ты забыл, сколько возился со мной?»
Опыт с Котонским многому меня научил. Ведь в своем риэлтерском бизнесе я без стеснения беру оплату за свои услуги, за то, что свел покупателя с продавцом. Меня устраивает, что я напрямую работаю с заказчиком. Сам себе контора. Сам распоряжаюсь своим временем. Время – единственное богатство, которым мы в сущности располагаем. Как говорил американский юморист, меняю время, которое у меня есть, на деньги, которых у меня нет. Я выбрал в конце концов свободное плавание вот почему. Когда я был в «Адвексе» директором по персоналу, потом – менеджером, я переживал за каждого сотрудника. Их сделки становились моими сделками. Но быть постоянно в стрессе – значит вконец загнать себя. А загнанных лошадей, как известно, пристреливают.
ИНТЕРЕСНО УЗНАТЬ
– ВСЕВОЛОД ВЛАДИМИРОВИЧ, А ВАШЕ ЛИЧНОЕ ОТНОШЕНИЕ К СОБСТВЕННОСТИ?
– У меня нет ни виллы, ни дачи, ни машины. Мне вообще кажется, что бесконечно тянуть к себе материальные ценности – привычка генетического раба. Есть такая грубоватая пословица: «В гробу карманов нет». К тому же избыточное обладание держит человека в постоянной тревоге: собственность могут сжечь, затопить, отобрать. Спокойней жить налегке, в мечтах о том, чтоб повидать, к примеру, Венецию.
– КАКОМУ ГЛАВНОМУ ПРАВИЛУ ВЫ СЛЕДУЕТЕ В СВОЕМ БИЗНЕСЕ?
– Приняв решение, действуй немедленно. Никогда ничего не откладывай. Ситуация может измениться.
– ВЫ СЧИТАЕТЕ СЕБЯ УСПЕШНЫМ ЧЕЛОВЕКОМ?
– Давайте сначала разберемся, кто может стать успешным риэлтером. Тот, кто страстно мечтает быть богатым, имеет много связей, много работает. Так много, что практически о жизни надо забыть. Но не кажется ли Вам, что самая большая упущенная выгода – это непрожитая жизнь?
Что является критерием успеха в общественном сознании? Все-таки, в конце концов, деньги. А для меня критерий успеха – быть и оставаться публичным человеком. Я добиваюсь успеха не деньгами, а своей любовью к тому, что я делаю, будь то игра в джазовом ансамбле, игра в шахматном клубе или общение с друзьями. Не скрою, публичный успех – вот что приятно.
ПРИЗНАНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ: МИР БЕЗУМНО СТРЕМИТСЯ К СВЕРХПРИБЫЛИ
У меня появился вкус к идеям, фантастическим с точки зрения их воплощения, еще с тех лет, когда я учился в аспирантуре ВНИИСТ (1968-70 годы). Я готовил тогда доклады по сооружению магистральных трубопроводов в условиях вечной мерзлоты. И понял: если не знаешь предмет досконально, ты бессилен убедить коллег в жизнеспособности своей идеи. Вот где я оттачивал свою логику. Хочу припомнить историю одной фантастической идеи в нашем главке. Я, как главный инженер треста, был озабочен актуальной проблемой: как закреплять трубопроводы от всплытия на проектных отметках. Трубопроводы тогда пригружали специальным балластом, но это слишком дорогостоящий метод. Выход нашел Сергей Соколов, работавший тогда начальником отдела «Гипротюменнефтегаза». Решение было настолько оригинальным, что всех нас ошеломило. Помните, когда-то были китобойные флотилии? Из специальных пушек на них метали в китов гарпуны… Соколов предложил: а если эти пушки будут выстреливать не гарпуны, а анкеры – устройства для закрепления трубы. Он предложил каждый анкер сварить с прутом, а потом эти пруты укрепить так, чтоб вышел надежный хомут для трубы. И приложил расчеты.
Сначала мы не поверили в результат. Фантастика! Но Соколов показал нам на полигоне на гарпунной установке, как это должно работать. Убедил! И теперь на техническом совете главка мы вышли защищать эту идею. Вот где пригодилось владение логикой!
Позднее создали специальное управление для внедрения этой идеи. Александр Брун и Владимир Гагин защитили кандидатские диссертации на этом материале. Но для меня история с анкерами – одно из ценнейших жизненных впечатлений: я видел невероятную кооперацию сил, сплочение людей из разных структур, нацеленных на один результат. Я могу назвать десятки энтузиастов, но ограничусь двумя фамилиями. Воплощение этой идеи лично курировали начальник главка Владимир Чирсков и директор «Гипротюменнефтегаза» Яков Каган. Никто ни о каких наградах и не помышлял.
Я вспоминаю об этом с душевной болью, потому что Россия потеряла сейчас системность научного поиска. Разве по зубам инновационная технологическая задача нынешним ЗАО и ООО? Да им и в голову такое не придет. Они смотрят на мир сквозь очки прибыли, а прибыли им проще всего добиться не за счет технологических инноваций, а за счет удешевления живого труда. Вот в этом-то и корень зла.
Честно сказать, мне лично комфортней в системе свободного предпринимательства. Но я не могу закрыть глаза на то, что мир безумно стремится к сверхприбыли. Если еще на Западе в некоторых странах капиталисты начали понимать, что безопасней делиться своим доходом (во избежание излишнего социального напряжения), то в России процветает безудержная гонка за прибылью, идет чудовищное социальное расслоение. А ведь это путь, ведущий к погибели общества.
ИНТЕРЕСНО УЗНАТЬ
- МНЕ ПРИХОДИЛОСЬ СЛЫШАТЬ О ВАШЕМ ЛЕГЕНДАРНОМ ТРЕСТЕ. И СИЛЬНЕЕ ДРУГИХ ВРЕЗАЛСЯ В ПАМЯТЬ ТАКОЙ ШТРИХ: В ТРАДИЦИОННОМ КРОССЕ ВПЕРЕДИ КОЛОННЫ НЕИЗМЕННО БЕГУТ АЛЕКСАНДР БРУН И ВСЕВОЛОД БЕССАРАБ…
– Да, мы были очень спортивны тогда. Брун прекрасно играл в волейбол и теннис, а я увлекался бегом. Но я бы сказал, что мы бежали рядом не только в кроссах, но вообще на жизненной дистанции. Наши отношения – случай редчайшего взаимного понимания и доверия. Кстати, мы жили с Александром Исааковичем на одной лестничной площадке, и каждый раз теперь, выходя из своей квартиры, я гляжу на его дверь и мысленно приветствую своего друга. Он скончался внезапно, 55-ти лет, с билетом в Англию в кармане. Он был тогда директором основанного им НИПИ КБС и затевал создание в Западной Сибири международного центра деловых связей. Ушел из жизни на взлете своей карьеры.
ПРИЗНАНИЕ ПЯТОЕ: МЕЛОДИЯ МОЕЙ ЖИЗНИ
Не думайте, что в школьные годы я был пай-мальчиком. Играл в казаков–разбойников, и в чику на деньги. Меня спасали музыка и замечательные друзья. С одним из них, Лёней Репетиным, я поддерживаю отношения до сих пор. (Он океанолог, живет в Севастополе). Однажды Лёня протягивает мне пластинку и говорит: «Сева, ты когда-нибудь слышал что-то подобное?» Так я познакомился с мелодией «Some of these days» («Когда-нибудь») – первой джазовой композицией в своей жизни. И сразу понял: я погиб. Только такую музыку стоит играть. Сразу забросил мандолину, домру и переключился на гитару.
И, конечно, настоящее потрясение я пережил в Ленинграде в студенческие годы. Эту мелодию я не раз слушал тогда в исполнении Луи Армстронга. Я был просто раздавлен этим впечатлением. В джазе надо играть энергично, напористо, с задором. Надо все время свинговать (свинг – ритмическая пульсация). Никто не в состоянии сделать это лучше Армстронга. Нельзя улучшить ни его пение, ни его игру на трубе. Это целая страна джаза, его олицетворение. Когда думаешь об Армстронге, Карузо или Дель Монако, становится понятной мысль Виктора Гюго: «В искусстве нет прогресса».
Словом, такая встреча с любимой композицией поставила меня на волосок от душевной травмы. Недаром сказано: «Не сотвори себе кумира». В творчестве это особенно опасно.
Но вернемся к нашему сюжету. В 2000 году моя сотрудница по «Адвексу» Ольга Кононенко вдруг спрашивает меня, знаю ли я джазовую композицию «Some of these days». Что за вопрос? Я насторожился. А Ольга, известная своим интеллектуальным кругозором, говорит, что тогда мне надо читать роман Жана Поля Сартра «Тошнота». Ольга принесла мне эту книгу, и я кинулся читать.
Речь идет о печальном герое, который в небольшом французском городке изучает историю монастыря. После развода с женой он испытывает страшное опустошение, и единственная его отрада – прийти вечером в кафе и сказать: «Мадлен, поставь мою пластинку». И под звуки саксофона и низкий грудной голос певицы он каждый раз забывается. А в итоге приходит к мысли: в жизни не может быть тоски и депрессии, если есть такая прекрасная музыка. Это и есть моя «Some of these days»!
В 2002 году певица Инга Лударева и я выступали в концерте вместе с Андреем Кондаковым (рояль, Петербург) и Полом Боленбеком (гитара, США). Когда я предложил сыграть «Some of these days», Пол растерянно спросил меня, что это такое. Тут я лишился дара речи: как он может не знать джазового стандарта, тем более что написал его американец Шелтон Брукс. Кстати, в 2010 году исполняется 100-летие этой композиции – блестящий повод для возможного джазового фестиваля.
Но это еще не точка. На последнем фестивале в Тюмени «7 вечеров джаза» я играл в ансамбле с Александром Машиным (барабаны, Москва). Не удержался, рассказал ему историю про Пола Боленбека. Саша коротко ответил: «Сева, книгу Сартра я читал».
ИНТЕРЕСНО УЗНАТЬ
– МЕНЯ ОДОЛЕВАЕТ ЛЮБОПЫТСТВО: ЧТО УЖ ТАКОГО ОСОБЕННОГО В ЭТОЙ МЕЛОДИИ?
– Да, есть мелодии выразительнее, ярче, чем эта. Тут спору нет. Но композиция Брукса какая-то вольная, заводная, почти разухабистая. Мне она кажется не американской, а мировой, чем-то близкой к русскому духу.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
В 1962-ом году Всеволод Бессараб защитил диплом, и ему предложили поехать по распределению в Якутск. Он вступил в спор с ректором института: «Это несправедливо: Вы не даете мне права выбора». Диалог начал переходить на высокие ноты, и ректор оборвал его так: «Я кладу твой диплом, Бессараб, в сейф, и ты его получишь, когда отработаешь в Якутске три года». Всеволод кинулся искать правду в Москве, в министерстве. Но там обходительно дали понять, что дело безнадежное: у ректора просто нет альтернативы. Так Бессараб отправился без диплома в край вечной зимы. Отправился как на заклание. Но случилось непредвиденное: он встретил в Якутске столько тепла, участия, любви. Сначала – в лице Марии Сергеевны Хохловой, кассира в их управлении. Она ввела его в свой гостеприимный дом, потчевала малосольным тайменем и груздями, но главное – окружила материнской заботой. Теперь нетрудно догадаться: она станет его нежно любимой тещей. Через два года он женился на ее дочери Эльвире, с которой в мире и согласии живет пятый десяток лет.
Получается, что ректор института, выталкивая Бессараба в Якутск силовым методом, невольно стал менеджером его семейного счастья. Во всех прочих случаях Всеволод Владимирович способен организовать все, что ему нужно в текущий момент: шахматный турнир, джазовый ансамбль, коммерческую структуру. Посредники ему не нужны, он менеджер собственной жизни.
 
|
