|
|
КАК-ТО ОДНА ЧИТАТЕЛЬНИЦА МНЕ НАПИСАЛА, ЧТО В СТИХАХ МОИХ МНОГО СНЕГА, МОРОЗОВ, ЛЕДЕНЯЩИХ ВЬЮГ…НО ЧТО ДЕЛАТЬ, РОДИЛСЯ И ВЫРОС Я В СИБИРСКОМ СЕЛЕ, ГДЕ, КАК ГОВОРИТСЯ, ДЕВЯТЬ МЕСЯЦЕВ ЗИМА, ОСТАЛЬНОЕ ЛЕТО. НО ЕСТЬ ЕЩЕ ПРОНЗИТЕЛЬНЫЕ СИНИЕ ВЕСНЫ И ЗОЛОТЫЕ ДЕНЬКИ ОСЕНИ, КОГДА ЧАЩЕ ТЯНЕТ К ПЕРУ, К БУМАГЕ, КОГДА ВОЗНИКАЕТ ДУШЕВНОЕ РАВНОВЕСИЕ, СПОСОБСТВУЮЩЕЕ ТВОРЧЕСТВУ.
Картины природы, смена времен года (а они особенно ярко запечатлелись в раннем детстве) были, пожалуй, первым позывом к фантазиям, воображениям, к пониманию состояния души, которое и называется поэтическим. Это и есть тот божий дар – умение воспринимать мир так, как его воспринимает не всякий человек. И важно научиться воспроизводить эту музыку души посредством слова, поэтической инструментовки. Приходит это с опытом, знаниями, воспитанием чувств, через большой труд.
Стихи я начал писать рано, в начальных еще классах. В селе у нас была богатая библиотека, в которую я записался сразу же, как прошли в школе букварь. А поскольку я уже довольно бегло читал, сказалась дошкольная подготовка старшим братом, – мне выдали в библиотеке стихи Некрасова и сказки Пушкина. Это было потрясением: о чем писали авторы книжек, мне было так знакомо в живой повседневной жизни. Вот читаю у морозного окна про Генерала Топтыгина, а за окном те же картины: мчат по деревенской улице резвые кони, запряженные в легкие кошевки, напрягаются с возами сена лошади в сопровождении мужиков в мохнатых полушубках, тулупах. А в небе ранний зимний закат, горы кумачовых облаков. А на коле вещунья-сорока стрекочет, весть какую-то принесла, как замечает мама. Она посылает меня за березовыми дровами. И вот уже топится круглая печка в горнице. Усталый приходит с промысловой охоты отец, дыша вечерним морозом. А брат Саша, пристроившись к свету окошечка печной заслонки, читает вслух Гоголя – «Вечера на хуторе близ Диканьки». Сколько завораживающего, таинственного. Ведьмы на метлах летают! И страх и восторг в душе! Все это, в том числе пример старшего брата, который сочинял в рифму, и меня подвигло к сочинительству.
Когда подрос, как и все старшие братья мои, выучился играть на гармошке. Родители продали тогда нетель, купив эту гармонь, велосипед и настоящий школьный портфель – мне. В праздники (а у нас в селе обычно справляли главные праздники: Октябрьскую, Рождество, Первомай и Пасху) звали играть в компаниях. Умел я и «барыню», и «подгорную», и «цыганочку». Плясали, пели, сыпали частушками. Время было послевоенное, скудное, а жизни и наступившему миру радовались – просторно, яростно. Запомнилось, как пели старинные проголосные песни. Теперь-то уже не услышишь их. Ушло то старшее поколение, у которого мы учились жизни, патриотизму, главное – честному труду. И песни этого поколения тоже воспитывали, звали к добру, свету, красоте, ложились в благодатную душу подростка.
Самой счастливой порой в деревенской моей жизни было то время, когда работал молотобойцем в кузнице, прицепщиком, а затем, окончив училище механизаторов, сам сел за рычаги трактора. Был счастлив доверием старших. А ведь был тяжкий труд, когда, отпахав суточную смену, приходил домой и, как был в мазутной спецовке, убойно засыпал в огороде на куче соломы. Но были и пронзительно звездные ночи над пашней и жаворонковые утра, когда с окрестных озер слетались еще чайки и, как весенние грачи, ходили за плугом.
И еще – с той же гармошкой в руках! – долгие гуляния в молодежной компании – под теплой луной, до первых петухов.
«Ничего плохого не случалось на моем на маленьком веку…», – писал я чуть позднее о той поре. И настраивался на деревенскую жизнь. Другой не знал, сравнивать было не с чем… Но где-то в глубине души подтачивал червячок сомнения: для творчества нужна какая-то иная жизнь, иная обстановка. Да еще жила во мне детская любовь к морю, страсть к путешествиям. Потому и махнули мы однажды с деревенским другом Толей Рыбиным в Тобольск, где в ту пору была мореходная школа юнг. На экзамены в мореходку мы опоздали, денег на обратную дорогу домой не было, устроились рыбаками на рыбзавод в пригородном поселке Сузгун. Осенью ловили неводом рыбу в Иртыше, а зимой в составе бригады экспедиционного лова разведывали в тайге новые озера, забрасывая под лед зимние невода. Яркие, событийные были дни. Позднее я описал их в своей первой и, считаю, лучшей моей прозаической «вещи» – повести «Нефедовка». Поддержанной, кстати, выдающимся русским писателем сибиряком Виктором Петровичем Астафьевым, который рекомендовал мою первую прозу московскому издательству «Современник».
Трудовая жизнь, знакомство с хорошими книгами, с классикой заставляли строже взглянуть на свое творчество. Учился, словом, у жизни и у книг.
Вот говорят, поэт должен найти свою родину. Есенин еще такую мысль высказывал. Не место жительства, а в образном смысле, шире. Мне родину искать не надо было. Она во мне с рождения. Еще писали в ту пору, что поэт должен «делать» себе биографию. Я ее, биографию, не делал, просто так уж выпало, что судьба сама вела меня по миру, по родной планете Земля, из края в край.
Перед службой в армии поработал в районной газете. Понравилось. На службу попал в Москву, носил морскую форму и охранял Главный штаб Военно-Морского флота СССР. Москва – это, кроме всего прочего, океан культуры, знаний, новых общений, встреч, для вчерашнего деревенского парня – великая удача! Сходил несколько раз в увольнение, сдал экзамены на заочное отделение Литературного института имени Горького, предварительно пройдя туда огромный творческий конкурс. Занимался (после увольнения в запас) в поэтических семинарах известных русских поэтов Льва Ошанина, Виктора Бокова, Егора Исаева, Михаила Львова. К окончанию института в Тюмени вышла первая книжечка стихов «Проводы». Затем, в основном в московских издательствах, выходили последующие книги стихов и прозы.
В члены Союза писателей СССР был принят в 1975 году – по рекомендации Всесоюзного совещания молодых писателей. Это было первым итогом, признанием литературных устремлений. Об этом мечтает всякий пишущий. Но запомнилось и такое. Мы, студенты-второкурсники вместе с нашими наставниками, хоронили старинного поэта Сергея Городецкого – того, кто одним из первых поддержал, а затем и опекал юного Сергея Есенина. Тогда, на Ваганьковском кладбище у могилы Есенина, подошла ко мне незнакомая женщина в черном и без всяких предисловий произнесла: «Вы будете поэтом, запомните мои слова». И исчезла.
Мистика! Кто она была? Не знаю. До сих пор – таинство, загадка.
Запомнил и самую неожиданную мою публикацию. Было это в поселке Кресты, на «проклятой» Колыме, куда наш танкер «Самотлор» доставил из дальневосточного порта Находка солярку. Так вот, в коридоре конторы нефтебазы подхожу к стенной газете и вижу в ней свои «тюменские» строки о разбуженной тайге и недрах родного края:
Где с боя взята даль и близь,
Где слабых нет, где все герои,
Где все республики сошлись
Под наше небо молодое.
Детскую свою мечту о море, о путешествиях все же осуществил. Уже будучи членом Союза писателей работал на разных судах матросом, корабельным поваром, механиком. Дважды побывал в Арктике, в странах Европы, в портах Восточной и Юго - Восточной Азии, во многих странах Латинской Америки. Повезло? Да. Но я всегда занимался тем делом, которое мне нравилось. Особой цели - «сделать карьеру» - перед собой не ставил. Узнавал жизнь. Писал об этом. Хорошее замечалось. За сборник стихов «Снега Самотлора» получил премию Тюменского комсомола, Всероссийскими премиями имени Мамина-Сибиряка и «Имперская культура» отмечены книги – «Заветная страна» (избранные стихи и поэмы), «Огненный крест» (документальная проза о потомках белоэмигрантов, живущих в Южной Америке). Ну а земляки-бердюжане наградили званием «Почетный гражданин Бердюжского района Тюменской области». Последнее - дороже всего.
Далеко уводили дороги от родного дома. Даже обряд православного крещения принял в Русской Зарубежной церкви. В Каракасе – в Венесуэле. Там и нынче живут мои крестные – бывший кадет, сын царского офицера Георгий Григорьевич Волков и Лидия Артуровна Руднева – из семьи потомков командира легендарного крейсера «Варяг». Многократные общения и родство с этими людьми, их друзьями по эмиграции первой и второй «волн» (первая продолжительная встреча была в мае-июне 1991-го) дали толчок к раздумьям о «русских путях в мире», многое пришлось осмыслить заново. Эти люди, в пример нам, сохранили в себе и пронесли Россию через нелегкие испытания, не утратив любви к родному русскому - языку, культуре.
Но в конце 20-го века на Русь пришли иные времена, которые и во мне родили немало горьких, протестных строк, контрастом вчерашнему небесному настрою души:
У меня не дом теперь – жилье.
И сума – пакет из целлофана.
Как-то враз ушли в небытие
Бежин луг и Ясная поляна.
Славил труд. Ославили и труд.
Красота в шипах чертополоха.
Как избрать тут праведный маршрут?
Но молчит глумливая эпоха.
Ведь пока свой проклятый табак
Я смолил над строчками, над словом,
Вновь на Русь спустили всех собак –
Наших дней – бронштейны и свердловы.
Содрогнешься, Боже сохрани:
И напор, и выучка, и стойка!
Жадной сворой кинулись они
К пирогу с начинкой – «перестройка».
Да, в струю – кричат про Соловки,
Да, правы – нехватка ширпотреба.
И эпоха жарит шашлыки
На огне, похищенном у неба.
Эти перестройщики-перевертыши, захватив народную собственность, поделив общество на богатых и бедных, провозгласили идеологию «рыночного успеха». В оправдание своего жульничества придумали лукавую присказку: «Если ты такой умный, то почему такой бедный?..» Она, присказка, ставит некоторых в тупик. Но человечество в целом так устроено, что в нем никогда не иссякнет стремление к справедливости. Всякий ведь понимает, когда он поступил нравственно, а где слукавил, обманул. И в мире, действительно, «за все нужно платить»! Перед людским судом или перед Божьим. Один пример. Аномально жаркое лето 2010 года. Пожары. Горит Россия, храм ее красоты – русские леса. Горят деревни, гибнут люди. Вся страна расплачивается за неумение и нежелание властной верхушки управлять огромной страной в пользу «простых» граждан. И вот огромная трагедия – вселенские пожары. Тому способствовал и «лесной кодекс», принятый в Государственной Думе, ликвидировавший, в частности, лесную охрану. Ответит ли кто за содеянное?! Трудно сказать. Но слышу – из детства доносится одна из тех проголосных, горьких крестьянских песен: «Горит село, горит родное, горит вся родина моя…» Нет, не миновать виновным Божьего суда. И в этом наставлял меня зарубежный русский батюшка из Каракаса, готовя к обряду крещения в православном храме Святого Николая.
Были и другие крещения – штормами и циклонами в мировой океане. Были крещения огненными строками, которые рождались и рождаются в сегодняшние «смутные времена». Но я всегда тепло помнил и помню о своем родном селе Окунево, где мое начало, где родилось уже и подросло новое поколение. Это поколение более практичное, менее лиричное, нежели поколение мое, но которое, может быть, будет разумней и достойней нас, поживших на земле, чего-то успевших свершить, а к чему-то так и не дошагавших в своих устремлениях к добру и справедливости.
Словом, жизнь сложилась так, как сложилась. Иной ее представить не могу.
Низкий поклон тебе, Родина!
ЛИЧНОЕ ДЕЛО
НИКОЛАЙ ВАСИЛЬЕВИЧ ДЕНИСОВ
РОДИЛСЯ 9 НОЯБРЯ 1943 ГОДА В СЕЛЕ ОКУНЕВО БЕРДЮЖСКОГО РАЙОНА ТЮМЕНСКОЙ ОБЛАСТИ. (РОДИТЕЛИ КРЕСТЬЯНЕ, ОТЕЦ УЧАСТНИК ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ).
ОКОНЧИЛ ЛИТЕРАТУРНЫЙ ИНСТИТУТ ИМ. А.М. ГОРЬКОГО.
АВТОР МНОГИХ КНИГ СТИХОВ, ПРОЗЫ, ПУБЛИЦИСТИКИ.
РАБОТАЛ В СОВХОЗЕ, НА РАБЗАВОДЕ, В РАЙОННЫХ И ОБЛАСТНЫХ ГАЗЕТАХ, СЛУЖИЛ В ВМФ, ПЛАВАЛ НА СУДАХ КАБОТАЖНОГО И ТОРГОВОГО ФЛОТА СССР.
С 1972 ГОДА – БЕССМЕННЫЙ ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР ГАЗЕТЫ-ЖУРНАЛА «ТЮМЕНЬ ЛИТЕРАТУРНАЯ».
В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ – СЕКРЕТАРЬ ПРАВЛЕНИЯ СОЮЗА ПИСАТЕЛЕЙ РОССИИ, ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ТЮМЕНСКОГО РЕГИОНАЛЬНОГО ОТДЕЛЕНИЯ СОЮЗА ПИСАТЕЛЕЙ РОССИИ.
ПОЧЕТНЫЙ ГРАЖДАНИН БЕРДЮЖСКОГО РАЙОНА ТЮМЕНСКОЙ ОБЛАСТИ.
 
|
