|
|
МНОГИЕ СМЕЛЬЧАКИ СЛОЖИЛИ СВОИ ГОЛОВЫ, СРАЖАЯСЬ С ДРАКОНОМ, КОТОРЫЙ ТЕРЗАЛ ОДНУ ОКРУГУ. И ВОТ ОСМЕЛИЛСЯ БИТЬСЯ С ЧУДИЩЕМ ИВАНУШКА ДУРАЧОК. ПОДХОДИТ К ЕГО ПОМЕСТЬЮ – ТИХО ВСЕ. ДАЖЕ ОХРАНЫ НЕТ У ДВОРЦА. ХОДИЛ-ХОДИЛ ПО ЗАЛАМ И ВДРУГ УСЛЫШАЛ ХРАП. ПОДКРАЛСЯ НА ЦЫПОЧКАХ, ЗАТАИВ ДЫХАНИЕ. А ДРАКОН-ТО ДРЫХНЕТ И ДАЖЕ МЕЧ СВОЙ ВЫРОНИЛ. ТУТ ИВАН НЕ РАСТЕРЯЛСЯ, СХВАТИЛ МЕЧ ДА КАК РУБАНЕТ ПО ШЕЕ. И ГОЛОВА ДРАКОНА КАК ВАРЕНАЯ РЕПА ПОКАТИЛАСЬ НА ПОЛ. НА РАДОСТЯХ ОТ УДАЛИ СВОЕЙ МОЛОДЕЦКОЙ ПУСТИЛСЯ ИВАНУШКА В ПЛЯС И ХОТЕЛ В РЕЗВОСТИ КОЛПАК СВОЙ ДУРАЦКИЙ СОРВАТЬ ДА ОЗЕМЬ УДАРИТЬ. СХВАТИЛ КОЛПАК, А СНЯТЬ-ТО ЕГО НЕ В СИЛАХ. ЧТО ТАКОЕ? ОКАЗАЛОСЬ, ЧТО ПОД КОЛПАКОМ-ТО ГРЕБЕНЬ ДРАКОНИЙ ПРОРОС.
БАТЮШКИ! ЗНАЧИТ, УБИВШИЙ ДРАКОНА ТУТ ЖЕ САМ В НЕГО ПРЕВРАЩАЕТСЯ. ТАК ВОТ ПОЧЕМУ ДРАКОН-ТО НЕПОБЕДИМ! УЖАСНУЛСЯ ИВАН И ЧТО ЕСТЬ МОЧИ БЕГОМ ИЗ ДВОРЦА, ПОДАЛЬШЕ ОТ ВСЕХ ЕГО СОКРОВИЩ. И ЧЕМ ДАЛЬШЕ УБЕГАЛ, ТЕМ МЕНЬШЕ СТАНОВИЛСЯ ГРЕБЕНЬ НА ЕГО ГОЛОВЕ, ПОКА СОВСЕМ НЕ ИСЧЕЗ. ВЕРНУЛСЯ ИВАН В ДЕРЕВНЮ, А ДРАКОН ИСЧЕЗ, ПЕРЕСТАЛ ОКРУГУ ТЕРЗАТЬ.
Эта сказочная притча, рассказанная моим новым героем, как нельзя лучше выявляет одну из самых дорогих его мыслей: самая большая опасность в борьбе с чудищем – самому превратиться в чудище, будь это хоть дракон, хоть Змей Горыныч, хоть Зеленый Змий. И более того, всякая яростная борьба со злом идет этому злу только на пользу.
Но не будем забегать вперед. Мысли – это уж потом. А для начала – как мы впервые встретились, как предстал передо мной бронзовый от загара крепыш в обнимку с велосипедом (именно в тот день не работал лифт в моем доме), как он, видя мое удивление, начал объяснять с задорным блеском в глазах: «В наше время хочешь ехать быстро – садись в автомобиль, хочешь приехать вовремя – садись на велосипед».
Ладно, сели беседовать. И уже через полчаса мой новый знакомец запел. Не подумайте, что ни с того ни с сего. Просто речь зашла о народной манере пения, и Александр Александрович заговорил о том, что он, наконец, уразумел, почему его матушка, деревенская женщина, никак не может воспринимать пение Людмилы Зыкиной. Да она звук-то как форсирует! А возьмите тот же «Оренбургский пуховый платок». Это же колыбельная, которую поет дочь угасающей, уходящей навсегда матери. Мыслимое ли тут дело играть голосом, показывать его мощь и силу? Да это же с нежной печалью надо подавать… И он запел – тихо и так музыкально чисто, так проникновенно, что я притихла. Потом, помню, мы еще говорили об Анне Герман и Евгении Смольяниновой, об их редчайшем даре искренности в пении, но я долго не могла прийти в себя… Подумать только – запел в первые же минуты диалога с новым человеком! Вот что значит талант общения. Потом уж я связала в своем сознании, почему именно этот человек, Александр Александрович Зверев, успешно ведет клуб «Трезвая Тюмень» вот уже десять лет.
Думаете, по роду своих занятий он хормейстер? Певец? Музыкальный педагог? Отвечаю: вертолетчик, окончил Сызранское военное летное училище, в Тюменском авиаотряде летал почти четверть века, начиная с 1972 года.
Следовать за мыслями неординарной личности всегда удовольствие, хотя порой требуется немалое напряжение, чтоб понять его доводы.
ДВА МИРА – ОДНО ДЕТСТВО
Память цепко удерживает звуки, запахи, краски в дымчатой дали немеряных пространств – в них обитает всякий деревенский мальчишка. Тут и приволье полей, и ржание коней, и полумрак леса, и тощая морковка, втихомолку сорванная в огороде до поры до времени. Мы жили в деревне Ерпули Кировской области. А как кончил я первый класс, семья родителей перебралась на Урал, в Серов. Тут и оборвалось босоногое мое счастье. Этот переезд в город, как межа, расколовшая надвое мир моего детства. Правда, зловещий призрак городской цивилизации возник как-то в нашем патриархальном мирке. В Ерпулях тогда не знали ни браги, ни самогона. Я никогда не слышал криков истеричной женщины. О мужиках что можно сказать? Самое крепкое у них ругательство было такое: «Как дам по шее-то!» И вот однажды приезжает в отпуск завербованный парень и возле сельмага пускает кольца дыма, демонстративно поигрывая папироской. Мне тогда было всего года четыре, но я помню, как всполошилась вся деревня. «Колька-то курит!» «Да он что, с ума сошел?» «Ну и дурак же!» Женщины в те дни никак не могли угомониться.
Колька, правда, носил сапоги, а мы все босоногие. Но чтоб мы голодали – этого и в помине не было. И кур все держали, и коров, да и грибов в лесу полно. И само собой, надо петь оду русскому огороду. Правда, сибирякам чудно покажется, что огород в Ерпулях не входил в крестьянскую усадьбу, а устраивался через дорогу, напротив дома, и огородная полоса плавно спускалась к речке. Там же, возле воды и банька стояла. Я такой топографии нигде не встречал: все деревенские подворья выстроились в одну линеечку вдоль дороги, и на окраинах единственной улицы – две поляны. На одной играли подростки, а вторая, оборудованная каруселью, качелями, ломками (турниками) – для вечорок. Здесь плясали. Три-четыре балалайки как врежут! Здесь парни играли гирями или боролись не на жизнь, а на смерть. Перед девицами-то надо свою удаль показать.
Особенным праздником для всех был, конечно, сенокос. Я помню, как перед покосом укладывали в бурак (нечто вроде берестяного термоса) бабушкины наливнушки – пресные сочни из ячменной муки, наполненные хоть картофельным, хоть гороховым пюре. Я помню, как шли на работу с песней и с песней же возвращались.
«Ой, Шурка, песня-то жизни учила», – говорит моя мама. И верно, песня обладает мощным программирующим действием. Если это, конечно, не «Жил да был черный кот за углом». Весь быт деревенский был облагорожен песней. Бабушка топчется, печет блины и непременно что-нибудь напевает. Но когда, управившись, собирались вечерами – тут уж действовал особый ритуал. Выбирают песню, потом долго ищут для нее запевалу. «Нет уж, у меня не получится как надо, пусть лучше Манька начнет». А как начнет Манька, тут каждый вслушивается, пытается уловить момент, когда можно встроить свой голос. Мое ухо настолько настроено на доверительную интонацию народного пения, что, попав позднее в оперу, я чуть с ума не сошел: ну и какофония, каждый орет, будто коза его забодала. И долго я недоумевал, лет до сорока, пожалуй, что это за профессия такая – певец? Разве пение не естественное состояние человеческих чувств, как улыбка, как плач, как стон?
Рядом с нами жили черемисы и марийцы. Мы знали, что у них в лесу есть капище, где они молились своим богам. Ходить туда запрещалось. Бабушка мне поясняла: мы знаем одно, они знают другое. И добавляла: «ТолстО знают!» Никакого высокомерия. Бабушка, истинно верующая, учила меня терпимости. Я рос рядом с ней православным атеистом. То есть, она не к молитвам и обрядам меня приобщала, а давала самое главное – понятие о семи смертных грехах. Она учила меня, как отличать гордость от гордыни. Обуянный гордыней пытается возвыситься за счет другого, унизить его. Как мы уехали в Серов, я уж никогда больше не увидел своей бабушки, но ее уроки о гневе, гордыни, зависти запомнил на всю жизнь.
Мое первое открытие в Серове: оказалось, что люди иногда болеют. Я этого не знал. Прочие прелести цивилизации слишком всем понятны: над вятскими водохлебами, «деревенщиной» издевались в рабочей среде, наши мужики все чаще возвращались домой на карачках. Один случай о нравах, впрочем, расскажу. Мы стояли с мамой в очереди за чем-то – обычное дело в пятидесятых годах. Женщины из рабочей среды ходили тогда с кирзовыми сумками и под картонку на дне обычно прятали деньги. И вот какой-то «ширмач» прорезал бритвой сумку снизу, думал, что в толпе не заметят, но был вовремя уличен хозяйкой. Тут события развернулись молниеносно. Из очереди вышел военный, пальцем поманил к себе крепкого мужика. Они взяли вора за руки и за ноги, подняли его вверх и резко «посадили на задницу» (так называлась эта казнь). Все! Через минуту после самосуда вор выползал наружу. Это был уже не жилец. Что меня потрясло? Молчание. Народ безмолвствовал.
Вот такая новая реальность – это вам не песни петь, не венки плести. Жили мы в бараке, начали строить собственный дом. Но все рухнуло через два года. Отец спился, жить с ним стало невмоготу. Что меня спасало от уныния в эти детские годы? Деятельная любовь матери, замечательные учителя и страсть к технике. В шестом классе я знал устройство всех двигателей, включая ракетные и реактивные.
«МНЕ СВЕРХУ ВИДНО ВСЕ»
Убежден, что в России еще не уразумели до конца, что такое вертолет. По значимости я бы уподобил его изобретение открытию электричества. Сводить возможности вертолета только к функции летательного аппарата крайне неграмотно. Это не транспорт, а принципиально иное технологическое средство. К примеру, вертолет может висеть в воздухе – значит, его можно использовать в монтажных процессах, эффективность труда при этом возрастает в десятки раз. Лесоустроительные работы с помощью вертолета ускоряются в 3200 раз. А как можно расшифровать съемки из космоса без вертолета? А чего стоит его волшебная способность приземляться в любой точке поверхности? Значит, человеку не надо отнимать у плодородных угодий площадь под аэродромы или дороги.
Что дала мне вертолетная практика? Принципиально новый взгляд на планету, толчок и возможность для более глубокого понимания мира.
Начнем с того, что в России популярна версия о несметных природных ресурсах. Какая безответственная болтовня! В Тюменском авиаотряде я начал летать с 1972 года и любовался тогда на Севере кудрявыми зелеными массивами, а уже лет через 20 в районе Советского смотрю: огромные лысины посреди тайги. Значит, скорость вырубки лесов превышает скорость воспроизводства. Или возьмем лесосплав. Да речки-то в Сибири такие извилистые, что лес застревает, большая его часть тонет при сплаве. Во время межени пролетая над рекой Тавдой, я вижу на дне несколько слоев мореного леса. Да его никакая пила не возьмет.
Я летал с Владимиром Ивановичем Азаровым, легендарным начальником охотничье-промыслового управления, чтоб уточнить численность копытных. Что выяснилось? Лосей на всей территории области всего 10-15 тысяч. И больше их тайга просто-напросто не в силах прокормить. А охотников зарегистрировано 54 тысячи. Как быть? Совсем не охотиться на лосей? Ну, оформят полторы тысячи лицензий. Но кому отдать предпочтение? Как делить этот Тришкин кафтан? Смотрю и думаю: нет, за счет леса мы не прокормимся, ресурсы его ограничены.
Я летал и с геологами, и с экологами, и с хозяйственниками. И не просто же был их возницей – они включали меня в свою команду для оптимального решения общей задачи. В вечерних беседах я столько узнал нового! Такого, что не вычитаешь ни в каких книжках. Размышляя, я все больше стал склоняться к мысли, что ни одна из известных моделей развития не подходит для России. И вот почему: не так важен экономический уклад или политический строй, а важно, как устроена в стране обработка земли, транспортная система, то есть окончательно все решает качество технологических систем. Один только пример. Ни в одной стране мира нет такого явления, как Северный морской путь. Значит, надо нам соображать, каким способом экономичней всего пробиваться сквозь льды. Пожалуйста, отечественный изобретатель Алексеев разработал и внедрил экранопланы – воздушные суда с высокой грузоподъемностью, летающие очень низко над льдами или тундрой. Почему у нас свернуто это направление в авиации – одному богу известно. Печальна судьба новых технических идей.
А СУДЬИ КТО?
Замечательные все-таки командиры были в нашем военном училище. Они учили нас, в частности, рационально использовать каждую каплю горючего. И потому, попав «на гражданку», я испытал мощное разочарование: полная расхлябанность. Через короткое время я пришел к выводу: если хочешь оказаться в передовиках, выбери самый худший способ работы. Когда я предложил организационное нововведение, увеличивающее экономичность перевозок в три-четыре раза, я встретил сильнейшее сопротивление всех структур.
Тут вот какая история. До 1974 года я летал на МИ-4, вертолете с поршневым двигателем. А затем пересел на МИ-2 – у него двигатель газотурбинный, который принято считать самым совершенным. А я сразу поставил этот тезис под сомнение. Для самолетов газотурбинный двигатель действительно хорош (и то не для всех), но вертолет отнюдь не подобие самолета. Миф о газотурбинном совершенстве сразу развеется, если я предложу вам сравнить: МИ- 4 (поршневой) способен поднять на борт одну тысячу килограммов, а МИ-2 – всего 400 при том же расходе топлива. Я стал настойчиво искать выход в технической литературе, в опытно-конструкторских исследованиях. И нашел: поршневой двигатель схемы Сергея Баландина для вертолета подходит идеально. Двигатель Баландина прошел государственные испытания и показал великолепные результаты.
Мои расчеты казались неоспоримыми: с двигателем Баландина МИ-4 увеличивает грузоподъемность до пяти тонн при том же расходе топлива; расход топлива на МИ-6 можно сократить с двух с половиной до одной тонны. Пробивал я свое изобретение не один год. «Пробивать» – словечко точное для изобретательских мук: с таким же успехом можно пробивать головой бетонную стену.
Многие новаторы ломались в этом процессе вот почему: они полагали, что всему виной злая воля каких-то людей. А я догадывался, что этим людям (исполнителям патентного ведомства) навязаны особые правила игры, к тому же невидимые. Я стал изучать, как создаются изобретения, как внедряются, как устроено правовое поле у нас и за рубежом. Закончил патентный институт, потому что до меня дошло, что техника, экономика и патентное право завязаны в один узел.
Из уймы правовых несуразиц назову только две. В стране не было «изобретательского закона», а действовало «Положение об изобретениях», и не надо особенно пояснять, что изобретателя, поставленного вне закона, легко было представить легкомысленным чудаком, отвлекающим своими глупостями от «законных» свершений. Второе: в «Положении» требовалось, чтоб ВНИИГПЭ (институт патентной экспертизы) определял по присланной заявке, ПОЛЕЗНОЕ это изобретение или нет. Требование дурацкое, его вообще не должно быть в патентных бумагах, что ценно, а что нет – решает практика. Непригодное практика сама отбросит.
С изобретателями я общался много. Помню, во Фрунзе (ныне Бишкек) водитель Дмитриев создал миниатюрный самолетик, он сконструировал его, используя старые моторы с гоночных мотоциклов. Не забыть, как он выходил на старт со своим самолетиком под мышкой… Все испытано было десятки раз. Но как бюрократический орган, а конкретно эксперт, который не может же быть технической энциклопедией, выскажется о полезности этой сбывшейся мечты человечества – летать как птица? Эксперту безопасней всего дать отказ. Он, наверное, отказал бы в выдаче авторского свидетельства и тому гению, что изобрел колесо. Как ему знать, пригодится ли оно в хозяйстве. Сколько таким безобидным путем разбито изобретательских судеб! Но главная-то печаль в том, что отброшенные технические идеи шли не в мусорное ведро, а к иностранным туристам или другим охотникам до «русского чуда», а потом их внедряли у себя транснациональные кампании. То есть, утечка мозгов происходила гораздо раньше, чем об этом затрубили все. Система исправно работала на то, чтоб у нашей страны перед Западом было «отставание навсегда» (особняком жил только сектор «оборонки»). Вывод для меня непереносимый. Вот почему я взялся латать эту правовую брешь, создавать проект закона «Об открытиях, изобретениях и рационализаторской деятельности в СССР».
В чем новизна моего проекта? Во всех прежних законодательных актах изобретение рассматривается как товар. А я посмотрел на изобретение как на процесс создания технической системы. Новую систему создают два лица: изобретатель и внедренец.
Понимаете, я выразил здесь очень важную идею: талант изобретателя и талант внедренца – разной природы. Только прагматизм внедренца, знающего технологию досконально, в силах оценить и приспособить неслыханную идею на пользу дела. Фигура внедренца поднята мной до уровня изобретателя, он получает авторское свидетельство на внедрение. Процедура предусматривает несколько стадий, из них две принципиальные. Новизну присылаемых в заявках идей определяет патентное ведомство, а вот оценка полезности отобранных новаторских идей – функция заинтересованных лиц, профессионалов производства, они формируют заявки на внедрение.
В создании проекта меня консультировали юристы, правоведы. Одобрили принципы подхода, помогли найти средства на издание брошюры тиражом 500 экземпляров, донесли ее до депутатов Верховного Совета СССР. Но все планы рухнули с развалом Союза. Сейчас принят закон на основе зарубежного права.
Получается, что двигатель Баландина на вертолет мне внедрить так и не удалось. И предложенный мною проект закона не пригодился. Что ж, мужчина не должен настраивать себя только на успех. В конце концов, не надо забывать, что победа – итог твоего сотрудничества с судьбой, этот итог складывается как от твоих усилий, так и от обстоятельств. К тому же, опыт «пробивания», а это прежде всего опыт общения с компетентными людьми, оказался для меня очень плодотворным. Я понял, как устроены прорехи в нашей экономике и как их легче устранить. И тут судьба подбрасывает мне возможность: разработать экономическую модель для авиации спецприменения. Вскоре на ее основе стали проводить экономический эксперимент в масштабе страны. Даже частичное применение моих предложений дало неплохие результаты. С 1987 по 90-й годы эффективность в нашей отрасли прирастала с темпом до 16 процентов, зарплата у личного состава выросла в среднем в полтора раза, а цена услуги для заказчика упала в два раза. Авиация спецприменения дотировала тогда всю авиацию страны.
После распада Союза, имея новые представления об экономике и законотворчестве, я какое-то время проявлял активность в политике. Но в 1996 году пришло окончательное прозрение: ничего сделать невозможно пока в стране отсутствует трезвость. Если в обществе потребляется один литр абсолютного алкоголя на человека в год, с таким обществом можно не считаться, оно теряет способность к абстрактно-логическому мышлению, без которого невозможно ни эффективно управлять, ни хотя бы адекватно понимать, что происходит. В России эта цифра чудовищная: 25 литров. Значит, пора задуматься о национальной безопасности.
ТРЕЗВО О КАТАСТРОФЕ
С детства в моей памяти застрял – на фоне женских слез и причитаний – один возглас: «Какой мужик пропадает! Кабы не эта проклятая водка!» Да, много мне пришлось за свою жизнь и рыданий наслушаться, и смертей насмотреться от пристрастия к пагубному зелью. Но шок, который я испытал в 1982 году, сыграл роль последней капли, переполнившей чашу. В нашем авиаотряде была одна пожилая работница из цеха горюче-смазочных масел. Как рассказывали мне позднее, ее дочь пригласила гостей отметить трехлетие своего сыночка. Повеселились все всласть, а потом, через две недели, бабушка пришла навестить своего маленького внука. Открывает квартиру и видит заброшенного мертвого ребенка с объеденными кончиками пальцев. Экспертиза установила, что малыш десять дней боролся за жизнь, съел все зеленые растения с окошка, грыз обои. Его загулявшую молодую мамашу отыскали, судили, дали ей тюремный срок восемь лет. Но муки этого мальчика можно когда-нибудь забыть?
Эта смерть не давала мне покоя. Я просил друзей объяснить мне: ну покажите мне, где эта польза, ради которой мать способна променять сыночка на бутылку. В тот момент я не понимал, что государство ради своих корыстных интересов может цинично и хладнокровно уничтожать своих граждан. В моем сознании произошла колоссальная сшибка, ведь в те годы я верил в святость государства. Считал, что человеческая жизнь представляет для него ценность. Общественные институты подтверждали это на практике: народные здравницы, бесплатное лечение, техника безопасности… Да я сам сотни раз вылетал по заданию санавиации за тридевять земель, если у кого-нибудь травмирован палец.
Наверное, своими детскими вопросами я приводил людей в недоумение. Мне все думалось: может, я что-то не понимаю? Я мыкался в тоске и отчаянии пока не встретил людей, которые разделили мои чувства, помогли адекватно оценить ситуацию в стране. Это были активисты из только что возникшего клуба трезвого образа жизни «Разум».
С той поры много воды утекло. Клуб называется с 2002 года «Трезвая Тюмень», и через его курсы по методике Геннадия Шичко прошло не менее восем тысяч человек. Меня выбрали председателем правления в 1997 году. К той поре я уже не летал и пришел окончательно к убеждению: только трезвым народам принадлежит будущее.
По уставу в клубе утверждена двухшаговая структура. Прежде чем стать членом общества, надо пройти кандидатский стаж, до конца освободиться от табачно – алкогольной зависимости. Наша любимая традиция – встречать макушку лета в палаточном городке в кругу единомышленников из других городов. Раньше мы отдыхали и обменивались опытом на озере Тургояк Челябинской области. А сейчас только что вернулись со слета в рамках движения «Трезвый Урал», мы обосновались теперь (вот уже второе лето) на озере Пахомово. И не из охоты к перемене мест, а потому что расстались с «Союзом борьбы за народную трезвость». Активисты движения трезвости из Южноуральска, Шадринска, Ставрополя, Челябинска, Альметьевска, Екатеринбурга, Москвы, Ижевска, Тюмени, Новоуральска, Нижнего Тагила, Саянска провели на этом озере инициативный слет по созданию масштабной организации «Трезвая Россия». Обратите внимание: съезд пока еще не учредительный, а инициативный.
Знаете, тема трезвости необъятна. Давайте, я попробую коротко ответить на самые острые вопросы.
– КАК ВСЕ-ТАКИ БЫТЬ С КУЛЬТУРНЫМ ПИТИЕМ?
– В 1915 году в России прошел Пироговский съезд. Готовили его врачи всей страны в течение года. А затем две недели обсуждали в сущности один вопрос: какую дозу алкоголя можно считать безопасной. Ответ обескуражил многих. Безопасной дозы алкоголя нет, потому что действует закон нарастающей дозы. Внешне безобидные формы культурного пития – самые коварные. На них базируются начальные фазы алкоголизма.
– А КАК ЖЕ БЫТЬ С ОПЫТОМ СРЕДИЗЕМНОМОРСКИХ СТРАН, С ИХ КУЛЬТОМ ВИНОГРАДНОЙ ЛОЗЫ И НАТУРАЛЬНОГО ВИНА, БЕЗ КОТОРОГО НЕ САДЯТСЯ ЗА СТОЛ НИ ФРАНЦУЗЫ, НИ ИТАЛЬЯНЦЫ?
– У этой красивой картинки есть оборотная сторона, о которой предпочитают молчать: треть француженок страдают бесплодием, треть французов имеют проблемы с потенцией. Тут не надо гадать, какая участь ждет этнических французов в окружении арабского мира.
Попутно скажу о пиве. Вглядитесь в этих обабившихся толстяков. Разве они не есть лучшая антиреклама напитку, напичканному женскими гормонами? И соответственно яростные любительницы пива превращаются в агрессивных самок.
– КАКИЕ СООБРАЖЕНИЯ ЗАСТАВЛЯЮТ ВАС ДУМАТЬ, ЧТО ПАГУБНЫЕ БЫТОВЫЕ ПРИВЫЧКИ СТАВЯТ РОССИЮ НА ГРАНЬ НАЦИОНАЛЬНОЙ КАТАСТРОФЫ?
– Академик Струмилин подсчитал, что на алкоголь тратится треть совокупной заработной платы населения. А убытки при этом превышают в шесть раз потраченные на выпивку деньги. На рубль удовольствия – на шесть рублей горя (сожженные по пьянке дома и леса, рожденные уродами дети – да все в совокупности). Теперь, умножив одну треть на шесть, получим в сумме две совокупных заработных платы, которые идут в распыл. И чтобы покрыть этот распыл, никто ведь не спрашивает, пьете вы лично или нет. Общество вынуждено сообща погашать эту прорву. Каким образом? Да каждый получит одну треть заработанного – вот и все. Скажем, врач получает пять тысяч, а на самом деле он заработал пятнадцать.
Но это материальная сфера, наиболее очевидная. Однако еще страшней почему-то растление малолетних, которое перехватили у подворотни средства массовой информации, насаждающие культ силы, разврата, пьянства, – почему оно не встречает никакого сопротивления у народа? Почему народ безмолвствует? Да потому, что одурманенный ядами народ теряет способность к абстрактно-логическому мышлению, а без него пустым звуком становятся понятия морали, идеала, творчества, политики… В мире ведь идет схватка за передел ресурсов, Земля не в силах прокормить шесть миллиардов человек. Чтобы выжить в этой геополитической войне, надо сконцентрировать весь свой интеллект, он дан нам для выживания, а не для удовольствия. Но мне кажется, народ в целом не видит, что происходит, и откуда веет ветер смертельной опасности. Именно интересы национальной безопасности диктуют нам протрезветь. Другого выхода нет.
– ПО КАКИМ СООБРАЖЕНИЯМ «ТРЕЗВАЯ ТЮМЕНЬ» ВЫШЛА ИЗ «СОЮЗА БОРЬБЫ ЗА НАРОДНУЮ ТРЕЗВОСТЬ»?
– Причина – разногласие в целях и средствах. Я считаю, что один из типовых приемов утверждения зла состоит именно в борьбе с ним. Вспомните, в 1972 году вышел указ об усилении борьбы с пьянством, после чего алкоголизация страны возросла в 1,5 раза. Та же история – после указа 1985 года. Анализируя этот опыт, приходишь у выводу: нужно не бороться с пьянством, а утверждать и сохранять трезвость.
– ПОЧЕМУ ВЫ СЧИТАЕТЕ ПРЕЖДЕВРЕМЕННЫМ УЧРЕЖДЕНИЕ «ТРЕЗВОЙ РОССИИ»?
– Формальная возможность у нас, конечно, есть. Но зачем нам получить призрак организации, выстроенный по элитарному типу с фиксированным центром, с выборами «руководящих» органов. Нам хочется добиться, чтоб каждый россиянин стал сам себе центром в вопросах трезвости. Вспомните, как жили люди при общинном способе жизни. Каждый ориентируется не на центр, выполняя его волю, а на потребности своей семьи с учетом сложившейся морали. Беда в том, что морали трезвости в нашем обществе пока нет. Только ростки. Когда появится достаточно первичек, хотя бы в четырех административных округах России, тогда можно собирать и учредительный съезд.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Книгу Александра Зверева «Трезво о политике» издали в Екатеринбурге его соратники. В своих раздумьях о судьбах России, возникших на перекрестке опыта и знаний социологии, экономики, политологии, философии морали, автор продергивает сквозь канву текста универсальный тезис о модулях – созидательном и разрушительном. Учит нас различать эти модули в практической жизни и культивировать в себе только созидательный импульс. Мне кажется, что лучшим наглядным пособием для уразумения этой важной концепции служит история его собственной жизни.
Он не борется с автомобильным транспортом, отравляющим атмосферу, – просто садится за руль велосипеда и крутит педали.
Он не борется с вопиющими изъянами патентного дела – просто получает новое образование и садится писать проект закона об изобретениях.
Он не борется с расхлябанностью в авиаотряде – просто разрабатывает и внедряет свою модель организации труда.
Он не борется с пьянством, лютым своим врагом, – просто утверждает трезвость всем образом своего поведения.
Я вот его рассказами была поначалу не в шутку озадачена: как от мальчишеской страсти к двигателю внутреннего сгорания вдруг возгорелась такая культура системного мышления. Батюшки, осенило вдруг: да у него же стаж трезвости как-никак 40 лет (вдобавок, конечно, к недюжинным природным задаткам крестьянского сына).
В итоге выходит, что для меня самым убедительным аргументом в пользу трезвости стали не выкладки академика Струмилина, а жизненная линия Александра Зверева, чья неуемная ухватистая энергия в непрестанном творческом поиске. А разве это не та созидательная полнота бытия, о которой мы втихомолку тоскуем?
 
|
